Ярмарка невест - Кэндис Герн

Однако самой большой неожиданностью сегодняшнего дня была ее собственная реакция на то, что она узнала. Когда она увидела малыша Дейви с матерью на кухне и тот бросился к ней в объятия, стало ясно, что мальчик окончательно выздоровел. У Верити больше не было причин оставаться в Пендургане. И все же когда Гонетта спросила Верити, расскажет ли она ей завтра, как приготовить лавандовый настой от зубной боли, Верити без колебаний согласилась.

Что случилось с ее решением покинуть Пендурган?

Верити положила щетку и стала рассматривать свое отражение в зеркале. Щеки ее вспыхнули, когда она сама себе ответила на этот вопрос. Похоже, ее решение было больше связано с Джеймсом Харкнессом, чем с другими делами.

Точно так же, как она не могла бросить Дейви, теперь Верити хотела помочь Джеймсу, потому что его тоже надо было лечить. Верити не знала точно, что она может сделать, помимо приготовления для него снадобья от бессонницы, но чувствовала себя обязанной что-то предпринять.

Верити перекинула волосы через плечо и начала делить их на части, чтобы заплести в косу. Единственное, что ее все еще беспокоило, – это загадка других пожаров. Капитан Полдреннан об этом молчал, и Верити подумала, что в тех историях, возможно, были какие-то подробности, делающие Джеймса виноватым в каждом из пожаров. Однако, учитывая то, как на него действует огонь, Джеймс не мог быть поджигателем.

Руки Верити вдруг замерли. Она ничего не знает о раздвоении сознания. Не может ли страх огня преобразоваться в нездоровое стремление к огню? Не совпадали ли некоторые из необъяснимых пожаров со странными периодами отключения сознания у Джеймса, когда он не может вспомнить, где он был и что делал?

Если бы это было правдой, то существовала бы вероятность опасности для ее жизни, как предупреждала Агнес. Может быть, Верити слишком рано перестала остерегаться?

Послышалось тихое постукивание в дверь спальни. Верити успела только повернуться на табуретке, как дверь отворилась и вошел Джеймс.

Он шагнул в спальню и спокойно закрыл за собой дверь. У Верити от удивления приоткрылся рот, и она так быстро вскочила, что ударилась ногой о ножки табурета, на котором до того сидела. На ней была белая ночная рубашка с длинными рукавами и закрытым воротом. Ее темные волосы, отливающие золотом при свете мерцающего огня, свободно спадали через плечо.

Верити крепко сцепила руки вокруг груди, сжимая в руке щетку для волос. Огонь за спиной высвечивал ее фигуру под белой рубашкой. Тело Джеймса, на котором, кроме парчового халата, не было больше ничего.

Верите была красива как никогда. Ее темные глаза расширились от страха, щеки покрыла бледность.

Джеймс неуклюже стоял и рассматривал Верите, не зная, что сказать. Слова здесь были не нужны. За ужином он старался смягчить ее, и, вероятнее всего, ему это удалось. И все же Верити была не на шутку испугана его появлением в комнате. Конечно, у нее на языке был один-единственный вопрос: зачем Джеймс пришел?

Верити задышала быстро и поверхностно, отчего грудь под скрещенными руками стала подниматься и опускаться. Джеймс сделал шаг в ее сторону. Верити закрыла глаза, едва заметная дрожь искривила ее губы. Все говорило о том, что она испытывала душевную муку.

Мгновение спустя она уронила руки, выпрямила плечи и подняла глаза. В ее взгляде не было ни страдания, ни жалости к себе, только согласие. Она приподняла подбородок. Гордое согласие. Она знала, чего он хочет, и явно была готова уступить ему. Может быть, желания у нее не было, но была готовность.

Она не могла отказать, потому что он купил ее, заплатил за нее.

Верити стояла перед Джеймсом прямая, с гордо поднятой головой. Соски напряглись от страха или от холода – а может быть, по какой-то другой причине? – и натягивали ткань ночной рубашки, но Верити больше не делала попыток прикрыться. В этот момент Джеймс хотел ее сильнее, чем когда бы то ни было он вообще хотел женщину. Жар желания распространялся из паха вниз, охватывая все его тело до кончиков пальцев.

Не произнося ни слова, Верити стояла перед Джеймсом, укрываясь только своей гордостью и готовая отдать ему даже ее. Потому что Джеймс заплатил за нее. В той ужасной пародии на сделку она лишилась всего: своего законного положения, прав, которые ей давало замужество, своего имени, дома, будущего, репутации. При ней остались только гордость и чувство собственного достоинства, которые имелись у нее в избытке. А Джеймс ради нескольких минут удовольствия был готов лишить ее и этого.

И все же он не смог этого сделать.

– Простите меня... – Голос Джеймса стал хриплым от волнения. – Мне не следовало приходить. – Он повернулся и быстро вышел из комнаты, закрыв за собой дверь.

Верити опустилась на край кровати и с облегчением выдохнула. Она поднесла ослабевшую руку к груди и почувствовала, как колотится ее сердце.

Что же произошло?

Лорд Харкнесс наконец пришел к ней, как она ожидала с первой ночи в Пендургане. Потрясенная и немного испуганная, она тем не менее была готова принять неизбежное. Да простит ее Господь, она даже испытывала возбуждение оттого, что это в конце концов произойдет, потому что бесполезно отрицать, что ее тело физически не отзывалось на присутствие этого мужчины.

В Верити снова всколыхнулись все ощущения, которые она испытала, когда прошлой ночью Джеймс ее целовал, хотя сейчас он стоял посреди комнаты и не прикасался к ней. В темно-красной парче его халата отражались мерцающие блики угасающего огня, придавая лицу что-то дьявольское. Джеймс выглядел опасным и великолепным.

Верити была готова отдаться ему, если он этого хотел. Или нуждался в этом. Если таким путем она могла помочь ему исцелить душу, то она была готова пойти на жертву.

Глупая! Все кончилось именно так, как она предвидела.

Верити в отчаяний ударила ладонью по покрывалу. Что у нее было не так? Ей совсем не хотелось испытывать физическое влечение ко всем мужчинам подряд. Только к этому мужчине. Ее глупому телу не следовало бы чувствовать даже намека на возбуждение или предвкушение. Первая брачная ночь научила ее, чего надо ожидать, и в том, что должно было произойти, не было ничего волнующего. Только досада и раздражение. То, что было у нее с Гилбертом.

Глупая, глупая девица! На короткий момент ее собственное невольное влечение к этому темному незнакомцу заставило забыть, что ее могут оттолкнуть. Она давно смирилась с мыслью, что никогда не сможет вызвать в мужчине физическое влечение.

Вид мучительной душевной боли на лице Джеймса перед тем, как он вышел, говорил ей о многом. Может быть, он нуждался в ней или думал, что нуждается. И все равно, когда наступил решающий момент, Джеймс не захотел ее. И ни один мужчина не захочет. Она узнала об этом от своего мужа. В ней что-то не так. Видимо, какой-то изъян.

Верити вытерла слезы со щек и вернулась к туалетному столику. Поправила табурет и села, потом снова начала разделять волосы на части. Единственная польза от случившегося была в том, что Джеймс понял тщетность попыток вступить в физические отношения до того, как стало слишком поздно. Она сомневалась, что выдержала бы полную силу его отвращения, если бы он попытался овладеть ею.