Рандеву для трех сестер - Вера Колочкова

– Опять молчишь, Ёжик? – ласково дотронулся он до ее щеки. – Скажи хоть что-нибудь, не молчи…

– Я не знаю, что сказать, Сев… – дернула испуганно и некрасиво головой Инга, отстраняясь от протянутой к ней руки.

– Да я понимаю, Ёж… Я все понимаю, ты не думай. Это в тебе обида сейчас говорит. Та, детская еще. Наверное, я и впрямь тогда поступил по-свински… Но я всегда тебя любил, ты поверь мне! Просто я тогда на твоего отца обиделся очень. И помнил всегда эту обиду. Заглушила она любовь, вытеснила на время. Но не убила же! Просто память на обиду, она бывает иногда более сильной, чем память на любовь. И побеждает в какой-то момент. Но все равно – ты всегда стояла за этой памятью. Как в театре – за тяжелым занавесом.

– А теперь, стало быть, занавес открылся? Пора настоящий спектакль играть? Занавес открылся – вот она я, да? Здрасте, Всеволод Вольский! Это я, Ёжик-Инга, ваша давняя любовь!

– Ну зачем ты так, Ёжик… Ты поверь – я сейчас искренен, открыт и честен перед тобой, как в день своего рождения. Я за эту ночь всю жизнь свою прежнюю пересмотрел, может быть…

– И что ты там увидел?

– А то. Самую главную ошибку свою увидел. Может, даже смысл жизни как таковой для себя осознал…

– Ух ты! Здорово как! И в чем он, интересно, смысл твоей жизни?

– А в том, что пробиваться в одиночку через тернии к звездам – глупо. Самоутверждаться среди людей – глупо. Стараться изо всех сил кем-то стать – глупо! Глупо и неинтересно это делать только себя одного ради, понимаешь? Тут звено какое-то важное рвется… Звено обратной отдачи, что ли… Ты меня понимаешь?

– Не-а. Нисколько не понимаю.

– Ну, как бы тебе сказать… Нельзя хотеть всего только для себя одного. Потому что самое страшное наступает тогда, когда у тебя уже все есть, а отдать это некому… Хотя, конечно, найдутся вожделенные и желающие, только свистни, да только им-то как раз и не хочется. А хочется тому, кто стоит за занавесом твоей души, и ему стоять там давно уже и холодно, и страшно…

– То есть осчастливить обязательно кого-то надо, да? Чтоб не просто так взяли твое, а еще и прочувствовали в полной мере?

– Ну почему – осчастливить? Почему – прочувствовали? Зачем ты меня все время пытаешься уколоть, Инга? И что в этом плохого, если и прочувствуют? И осчастливятся? Ты что, совсем не хочешь быть счастливой?

– Хочу, конечно. Я же не законченная дура, в конце концов. И что? И как счастливить будешь, расскажи?

– Да все очень просто. Сейчас мы поедем в твой город, ты заберешь дочь, уволишься с работы… Ты ведь работаешь где-то?

– Ну конечно… Куда ж я денусь? А уволиться что – прямо сразу надо?

– Господи, да много ли времени нужно, чтоб разом свернуть прошлую жизнь? Полдня от силы! Ну, может, день… Документы в сумку кинуть, фотографии, с дочкой поговорить, объяснить ей все…

– Так… – с интересом протянула Инга, внимательно на него глядя. – Один день, говоришь? А куда я за этот один день Светлану Ивановну дену? Свекровь свою, которая и одного этого дня без моей помощи прожить не может?

– Ну, это не вопрос… Позвонишь своему бывшему, объяснишь все. Так и так, мол, расторгаю я наш договор. Забирай назад и квартиру свою и маму.

– А если он не согласится?

– Что значит – не согласится? Это ж его мама, в конце концов! Вот пусть он о ней сам и думает!

– Ну, а если он не захочет о ней думать? Тогда как?

– О господи, Инга… Да это уже будут не твои проблемы, как он в этом случае поступит! Как-то устроит это дело, наверное. И без тебя. Ты-то тут при чем?

– Ну да. Вроде как ни при чем… А если он ее в интернат сдаст?

– Ну, и сдаст… Тебе-то что? Это на его сыновней совести будет числиться, а не на твоей! Так ведь?

– Ну, допустим…

– А тут и допускать нечего. Говорю же – за один день можно со своей прошлой жизнью рассчитаться. А потом мы уедем ко мне. Я все тебе отдам, Инга! У тебя все будет! И квартира хорошая, и дом за городом… Живи, радуйся! Все двери лучших тусовок для тебя будут открыты! Я очень люблю тебя, я вчера это понял… Вот увидел тебя – и понял! Только тогда имеет смысл жить и чего-то добиваться, когда все добытое можно бросить к ногам любимой женщины. Может, и звучит это несколько пафосно, смешно даже, но это действительно так…

– Не знаю, не знаю, Севка… Гожусь ли я для такой красивой жизни? С моей пресной рожей – и сразу в калашный ряд? Вот уж не знаю, что получится…

– А почему не получится? И почему ты так о себе говоришь – рожа пресная? Ничего она у тебя не пресная. Очень даже хорошая рожа. Просто ты – как чистый нетронутый холст сейчас. А положи на него первые краски, вложи душу – и нате вам, настоящий шедевр. Одеть-обуть, причесать красиво, брюликом сверкнуть, где положено… Доверься мне, Инга! Ты будешь у меня самой красивой женщиной! Все у тебя будет! И все мое – твое! И учти – это только начало. Когда есть смысл работать для кого-то – можно ж на этом пути горы свернуть! Я и сейчас мужик далеко не бедный, а уж если развернусь… Я очень, очень люблю тебя, Инга… Поверь мне! Никого нет для меня больше, только одна ты… И всегда так будет…

Он снова потянул к ней руки, и снова она шарахнулась, как испуганная молодая лань, вжалась спиной в закрытую дверцу машины. Даже неловко стало за свою пугливость – тоже недотрога нашлась. Человек к ней с чувствами, а она шарахается…

Смешно. Тем более смешно, что чувства эти самые, точно такие же, столько лет и в ней страстным огнем горели. Или не горели? Придумывала она их себе, что ли? Но такого же быть не может! Нет, точно они были, чувства эти… И обида была разлучная, и боль, и переживания самые горькие…

Она с опаской подняла голову, глянула в Севкины глаза – они и впрямь сияли «огнем любви», если верить страстному его монологу. Столько любви сразу на ее бедную голову. Вот и ей бы теперь собрать воедино свои страдания, разбросанные по капельке в тоскующих днях, в ночных слезах, в дурацком и ненужном ей обманном замужестве, сконцентрировать их в единый комок и отправить ему навстречу… Что бы получилось? Страшно подумать даже. Страшно и… нелепо как-то. И не знаешь, как вести себя правильно. Надо бы тайм-аут взять, вывести себя из этой обескураженности на волю…

– Ладно. Не бойся. Я все понимаю, Инга, – тихо и грустно произнес Севка, неуклюже убирая на место протянутые к ней руки. – Я все понимаю. Ты не из тех, чтоб вот так, чтоб просто радоваться навстречу… Как была Ёжиком, так им и осталась. Ладно, посиди, подумай.

– Сев, ты отвези меня к отцу, а? Я ж на кладбище вообще-то шла… А я по пути в себя приду. Может, осознаю чего. Сам понимаешь – не ко времени сейчас разговор этот. Не пробивается ничего через горе. Сердце будто параличом сковало, и голова пустая, как барабан.

– Хорошо. Поехали.

– Только давай по дороге в магазин заскочим. Надо ж водки купить, закуски – все как полагается…