Загадка - Серж Резвани

— Вовсе нет, — говорит Литературовед. — Роза, кстати, верила в ангелов. Да, именно в таких, каких рисовал и описывал Россетти[14]. «Если бы ни один ангел нас не удерживал, то человечество неизбежно сделало бы роковой прыжок в воду. В своих сочинениях я мечтаю об ангеле, но мне удалось породить только демона, такого же, как я сама и Курт, — демона во плоти. Мы с ним одновременно создатели и хозяева, мы обладаем волшебным кольцом, но не хотим им воспользоваться, чтобы устранить того, кто так крепко держит нас на цепи».

— Мы не должны слишком серьезно относиться к словам этой женщины, — говорит Следователь. — Разве не видно, что ей нравилось разглагольствовать перед молодым мужчиной, каковым вы были в то время? Давайте-ка отбросим всю теологию, ангелов, эзотерические и фантасмагорические объяснения! У нас есть современная белая яхта, одиноко дрейфующая в море, и ни одного человека на борту. Почему?

— Кажется, наш друг Литературовед что-то внимательно читает, — замечает Поэт-Криминолог.

— Да, пока вы говорили, я машинально читал это стихотворение Курта, лежащее на одной из его рукописей. Глазам своим не верю…

— Еще один акростих?

— Да, но этот, кажется, дает нам след. Посмотрите:

Т

Ы

П

Р

О

Ч

Т

Е

Ш

Ь

— У меня мурашки по коже! — восклицает Поэт-Криминолог. — В двадцати шагах от кормы ты прочтешь почему. Если бы это уже не было написано, я бы подумал, что какой-то дух, витающий вокруг нас, дал нам эту подсказку. Может, они все здесь и слушают наш разговор?

— Я предлагаю немедленно отправиться на «Уран», — говорит Следователь.

— Действительно, это лучшее, что мы можем сделать, — поддерживает его Поэт-Криминолог. — Может, там мы найдем другие указания. Я уже даже вижу, как это случилось. Предположим, что все задумал Курт Най. Один. В то время когда все плавают в море вокруг неподвижно стоящего под солнцем «Урана», он поднимается на борт, убирает лестницу и, не обращая внимания на крики, мольбы, отчаянные попытки вскарабкаться наверх, пишет несколько стихотворений, в которых объясняет причины, заставившие его покончить с литературным семейством Найев. Пока я пишу эти строки, я слышу их крики, становящиеся всё тише и тише, так как все уже держатся на воде из последних сил. Иногда я выхожу на палубу и пересчитываю их. Отец, Юлий и Роза утонули первыми. На второй день Франц всё еще находил в себе силы поддерживать Лоту, а Густав пытался затянуть их под воду. Он кричал. Думаю, что он обезумел от бесплодных попыток забраться на борт. Каждый раз, когда я выходил на палубу, Франц и Лота умоляюще смотрели на меня. Если бы Густав утонул раньше них, я бы, конечно, бросил им лестницу. Несмотря на свое твердое решение, я бы их спас. Но безумные крики Густава раздражали меня. Лота и Франц исчезли под водой на исходе третьего дня. Теперь оставался один Густав. Он лежал на воде на спине и молча смеялся. «Давай, — говорил он каждый раз при виде меня, — прыгай!» На четвертый день… или это была третья ночь… нет, четвертая ночь… он все еще плавал, но уже не реагировал. Я светил на него фонариком. Он был бледен, и если бы не его насмешливая ухмылка и широко раскрытые глаза, можно было бы подумать, что он мертв. Но разве мертвец может лежать на спине? Я попытаюсь запустить двигатель и уйти от него, а затем завершить начатое дело…

— Да перестаньте, проснитесь же! — кричит Следователь, дергая Поэта-Криминолога за рукав.

— Зачем вы меня прервали? Я был так убедителен! Вы не представляете, что я пережил. Курт был во мне, он говорил через меня. Я запустил мощные двигатели, и судно, разрезая переливающиеся на солнце волны, начало набирать скорость. Но я не мог отделаться от Густава, чье одеревеневшее тело, увлекаемое в водоворот гребными винтами, плыло за судном. Мне понадобилось почти полдня, чтобы уйти от него. Затем я спустился в свою каюту и, пока не почувствовал, что силы мои на исходе, писал зашифрованные стихотворения, в которых признавался в том, в чем не мог признаться другим путем. Потом я дотащился до опустевшей палубы, сел на пол и стал вспоминать своих родственничков со смесью сожаления, глубокой меланхолии и тайной радости. Собрав последние силы, я перелез через борт и сразу же пошел ко дну. Ну что? Убедительно? — спрашивает Поэт-Криминолог со странной улыбкой. — Ладно, пойдемте на яхту. Мне очень хочется подняться на борт и найти многообещающее стихотворение Курта.

И вот они, поднявшись по железному трапу на палубу «Урана», направляются к корме.

— Успокойтесь, — говорит Следователь Поэту-Криминологу, — и перестаньте дергаться во все стороны. От какой метки следует отсчитывать эти двадцать шагов? Я ставлю здесь мелом крест и начинаю считать.

— Нет, не так, — крайне возбужденный, прерывает его Поэт-Криминолог. — Оставьте это мне! Вот! Двадцать шагов от кормы до пульта управления. Это здесь, я уверен! Ну, что я говорил? Посмотрите, здесь что-то есть — бумажка, засунутая за штурвал! Итак, развернем ее.

2х4С 4х1С 9х1П 1х1С 1х2П

4х2С 10x1 Л 2х10П Зх2С 5x11C

5х21С 1х2Л 2х10П 8х4С 1хЗС

9х1С 3x1Л 8x11C 8х4Л

6хЗС

Зх5С

3x12345678910111213141516П

Зх1С Зх5-6С Зх1С Зх5-6С 1хЗС 1х7С

— Прекрасно! — восклицает Следователь. Мы барахтаемся в потемках.

— Кажется, эти цифры должны дать нам ключ, — говорит Поэт-Криминолог.

— Ключ? Сомневаюсь, но может, они подскажут, в сторону кого повернуться.

— Вот бумага и карандаш, — говорит Следователь. — Будем действовать методично. У нас есть пять колонок цифр, перемешанных с буквами.

— Попробуем разобраться вначале со смыслом букв. Уберем «х», остается СЛП.

— Мне кажется, — рассуждает Литературовед, — что если отталкиваться от стихотворения, то ПЛС означают Правый, Левый, Средний, «х» означает «в», то есть в каком столбце стихотворения находится нужная буква.

— Точно! — восклицает Поэт-Криминолог. — Смотрите, получается: Первый сын УБИЙЦА! Теперь нет ничего проще, чем расшифровать всё остальное. Но я не думаю, что преступник Курт. Кто-то другой сделал так, чтобы запутать всё в последний момент. И в этой роли я вижу только Густава Зорна. Что происходит? Стоит полуденная жара. Душно, все спускаются поплавать по лестнице в синее море. Над ними — безоблачное голубое небо. Им весело. И тогда Густав говорит себе: теперь или никогда! Он поднимается на борт и убирает лестницу. «Это ваше последнее купание!» — кричит он. Все смеются и обзывают его смешными именами. «Я не шучу!» — кричит он, раздраженный тем, что ему не верят. Куря сигарету за сигаретой, он смотрит, как они барахтаются в воде. «Эй, Густав, пошутили и хватит! — кричит ему, задыхаясь, старик Най. — Давай, спускай лестницу!» — «Ни за что! — отвечает он, бросая горящую сигарету в воду так, что она чуть не обжигает нос великого писателя. — Пришел конец вашей семейке писак!» Но теперь уже Роза и Курт, не на шутку разозлившись, кричат на него. Роза явно замерзла и цепляется за шею Курта. Юлий спокойно продолжает плавать. Наконец он говорит: «Зорн, хватит! Я приказываю вам спустить лестницу, у меня ногу свело судорогой!» И тогда Зорн берет лестницу и бросает ее в воду. Все кричат в один голос, понимая внезапно, что он не шутит. «Это последний акт моей комедии! — громко заявляет Зорн. — Тот, кого вы называли актеришкой-неудачником, прыгнет следом за вами, когда вы все окажетесь под водой. Но вначале он хочет позабавиться — поиграть с вашими рукописями. «Неудачник» перемешает, спутает все ваши тексты, теперь они в его руках!» Бегут часы. Карл и Юлий кружат на месте, со стоном поддерживая друг друга, — со стороны кажется, что они танцуют. Курт и Франц обогнули вплавь яхту. Курт пытается вскарабкаться на плечи Франца, чтобы дотянуться до края борта, но соскальзывает. «И не пытайтесь, голубки!» — кричит Зорн. И так как они начинают его оскорблять, он возвращается на правый борт. О, Юлия больше не видно. Ах нет, он тонет, но из последних сил выныривает на поверхность, наглотавшись воды. И снова уходит под воду. Навсегда. Пока, Юлий! Спустя несколько часов Зорн замечает Карла. Он медленно, задыхаясь, подплывает к яхте и что-то царапает на корпусе. «Никаких букв, никаких знаков! — кричит Зорн, перегнувшись через борт. — Тот, кого вы презрительно называли актеришкой, спутает все ваши знаки и буквы». Наконец и этот пошел ко дну. Все пошли ко дну. А теперь приступим к фальсификации.