Антибункер. Навигация - Вадим Денисов

— Как же мы узнаем, если теперь Шведов на связь не выходит? — трагическим тоном объявил Горелов, и я понял, что история ещё не закончена.

— Да говори же ты! — пробасил староста.

— Пытался, а вы всё о своём, перебиваете постоянно. Артём там что-то увидел. Что-то страшное. Мистическое! — последние три слова он прошептал с выпученными глазами.

— Это ещё что за бред! — возмутился староста.

Я тоже не смог сразу включиться. Мистика? Этого ещё не хватало. Хоть таёжники на людях всегда отмахиваются от таких тем, на самом деле лично относятся к вопросу очень осторожно, если не опасливо.

— Вот вам крест! — вестник плохих новостей дотронулся до груди, где из-под воротника рубашкой выглядывал чёрный шнурок. — Я сам офонарел! Настолько страшное, что наш радист, как с самого начала рот открыл, так его и не закрывал, поняв состояние Артёма. Там истерика! Говорю же, Шведов орал без перерыва!

— А вот врать не надо. Ты же сказал, Иван, что пришёл в радиорубку после того, как мальчишка тебя позвал, только к середине сеанса.

— Ну да! Василий Яковлевич, наш радист сам признался! — парировал Ваня, легко переобувшись.

— И что именно увидел и где? На заимке, на берегу? — не понял я.

— А вот это загадка, — пожал плечами Горелов, поочерёдно взглянув на нас обоих. — Дело в том, что Шведов сам прервал сеанс связи, заявив напоследок: мол, закрываюсь в своей избе до момента приезда опергруппы, пока всё не успокоится.

Староста Подтёсово, раздраженно передернув плечами, промолчал, да и у меня слов не нашлось. Что могло настолько крепко напугать взрослого, тёртого, опытного и умеющего жить в отшельничестве таежника? В тайге всякое может примерещиться, порой очень нехорошее. В глуши да в одиночестве чему угодно поверишь, в любую мистику. Порой страх так прижимает, что бежать охота, со мной бывало. Но ведь не до такой же степени, чтобы орать на сеансе! А Шведова — до такой.

С полминуты мы молчали, переваривая полученную информацию.

— Да уж, ошарашил… — шумно перевел дух Храмцов. — Ладно, примем и это. Так я жду, товарищи, как говорится, офицеры. Какие на сей счет имеются практические соображения?

Владелец красной моторки закончил обкатку, затащил лодку с поднятым сапогом мотора на песочек пляжа возле дебаркадера, и теперь начал подниматься по лестнице, направляясь в нашу сторону.

— Ясно, что ехать нужно, Василий Яковлевич, вот что я скажу, там наш человек ждёт, — объявил я. — Пока что это единственное соображение. Едем. Помолясь на дорожку, а может, и иконы взять в защиту от нечисти, раз такие херцы-берцы обрисовываются... Шучу. Но давайте завяжем тут истуканами стоять, а? Поедем в управу, тут люди ходят.

— Ага, ага, — Храмцов нервно вырвал из пачки новую сигарету, прикурил, сунул в рот… и замер, устремив в пространство над затоном невидящий взгляд. Сказал азартно: — Родилась гипотеза, товарищи!

— По машинам, — уже твёрже предложил я, и он, махнув тонкой дымной струйкой, грузно полез в салон большого чёрного джипа. Накрылась компанейская пьянка с добрым мужским трепом по душам. Посовещаемся, и придётся мне опять идти в компанию к коту Гаранду, пусть хоть он о ноги потрётся. И к Екатерине в общагу не сходишь, уехала она по вызову на карете скорой помощи, в деревню по соседству, роды там.

Что за невезенье…

Время для проведения операции есть. Долгожданно деловая, а не мародёрская навигация, самый настоящий северный завоз начнётся через полторы недели, когда наш караван из четырёх самоходных судов и трёх барж отправится вниз по течению. Можно и прокатиться. Вот только…

Облака всё так же плыли на восток, спеша по своим атмосферным делам на Лену, а потом, может быть, и на солнечную Колыму. Енисей-Батюшка по-прежнему величаво нёс свои воды к холодным бескрайним низовьям, высоченные берёзы стояли, не шелохнувшись, и лишь тихий шёпот листвы звучал в лиственном бору, да гудели вечные комары. Вечер и вечер. Даже людское поселение продолжало жить своей древней жизнью, так же, как жили тут предки, и как, не смотря ни на что, будут жить потомки. Всё было привычным, каким-то светлым, что ли… И в этот тихий енисейский вечер, спустившийся на берег затона, мне особенно не хотелось прикасаться к чему-либо мистическому, непонятному, а уж тем более к страшному, потому что предыдущие прикосновения совершенно не понравились.

Из личного опыта я отложил следующее: восемьсот метров.

Именно на таком расстоянии от берега комар теряет локационные свойства, и не чует человека, наполненного вкусной горячей кровушкой На ходу комара вообще нет, сдувает, а вот это расстояние позволяет и в дрейф спокойно встать. Разве что особенно настырные кровососы нагрянут, потеряв в пути другое судно, попутное или встречное. Но стоит только подойти ближе к берегу — чувствуют, сволочи, пеленгуют! Слетаются достаточно быстро. Просто удивительно, каким чутьём матушка-природа наградила этих вампиров.

Встречных-поперечных судов на реке не видно, бортами расходиться не с кем, и КС-100 шёл свободно, вольготно, практически по стрежню. Тепло. Можно и в майке-алкоголичке постоять.

Мой катер «Бастер» до поры тащился на буксире. Катер, потому что так его называют в Подтёсово, всё же размером он будет побольше известных отечественных моторок, с ним разве что «Салют» сравнится, их в своё время немало появилось на Енисее. Сейчас у «Бастера» на транце стоит подвесной водомёт. Мощность у этого мотора поменьше, чем у сравнимого по размеру и весу традиционного подвесника с винтом, но её вполне достаточно, если не грузить на борт лишнего. На аркане тащим, топливо нужно беречь, и так пришлось взять его с большим запасом.

Енисейская губерния — не Европа, расстояния тут бешеные. Вроде бы, соседская ближняя деревня, а до неё пилить и пилить. Фактория Сым находится далековато. Вниз по Енисею до неё вроде бы и немного, в масштабе великой реки, но вот по самому Сыму придётся идти долго. Сейчас самый сезон для навигации по притокам, продолжается время большой воды. Но мели там могут быть. Даже наверняка будут. Сым — длинная речка, почти на семьсот километров тянется, и только две с половиной сотни из них от устья считаются судоходными. Для такой водной артерии предпочтительны суда с водомётами, да чтобы топливо не потребляли, как небольшой буксир. Исходя из этих соображений, я и определил транспорт оперативной группы: большой катер и маленький.

Слева по траверзу находилось устье реки Кас, впадающей в енисейскую протоку напротив острова Касовского, и я вышел на палубу «каэски», где за рубкой с биноклем уже стоят Михаил Мозолевский.

— Давненько я тут не бывал, Алексей Георгиевич, года четыре прошло, вроде, — сказал он обрадовано, заметив меня рядом. — В то лето сушняк стоял страшный, вокруг деревень одни гари... Мох, помню, до того сухой был, что даже от брошенной бутылки мог воспламениться. А верховой пожар — вообще кошмар, убегал как-то от него, прям в Кас занырнул. Выскочил удачно, но сапоги аж в воде шипели, остывая.