Retrum. Когда мы были мертвыми - Франсеск Миральес

— Разве я тебе еще не рассказывал? — переспросил я. — Дело такое. По окончании учебного года мне придется съездить в Америку — к маме. Я и сам пока с этой мыслью свыкнуться не могу.

Альба выслушала меня и с дрожью в голосе спросила:

— Надолго ты уезжаешь?

— Сам не знаю. Пока что меня уже записали в какой-то бостонский институт, чтобы я мог доучиться там и получить диплом бакалавра. Потом посмотрим, как дело пойдет.

Глаза Альбы заблестели сильнее обычного. В какой-то момент мне показалось, что она готова вот-вот расплакаться прямо здесь, в кафе.

Но девушка взяла себя в руки и спросила:

— А ты?.. Ты сам-то хочешь туда ехать?

Я лишь пожал плечами. Мне было ясно, что любой ответ на этот вопрос будет ложью или же окажется неправильно истолкованным.

В конце концов я просто встал из-за стола, направился к стойке, обернулся и процитировал часть фразы художника, некогда высказанной в мой адрес:

— Ты уж извини, я пойду. Меня ждут. А ты не грусти, развлекайся в свое удовольствие.

Смерть — явление более универсальное, чем жизнь. Умирают рано или поздно все, но многие при этом так и не успевают пожить.

— Э. Сакс —

Эта мысль пришла мне в голову в среду, ближе к вечеру. В тот день с самого утра отец улетел в Мадрид — их фирма участвовала в какой-то коммерческой ярмарке. Вернуться он должен был только в пятницу. Следовательно, у меня появлялось некоторое пространство для маневра.

Оставшись один, я, вместо того чтобы готовиться к экзаменам, не без удовольствия впал в привычную для меня меланхолию. Я валялся на кровати и в который уже раз слушал заезженную кассету. Мне было грустно, причем это чувство усиливалось с каждой минутой. Все мои мысли были поглощены проблемой никак не складывавшихся отношений с Алексией. Мы с нею изредка обменивались электронными письмами, но с того вечера на кладбище в Побле-Ноу не виделись ни разу.

Сердце, сотканное из ее волос, по-прежнему лежало у меня под подушкой, но взаимности испытываемых мною чувств это явно не способствовало.

Я прекрасно помнил, о чем говорил мне учитель живописи. Но полюбить себя в эти тяжелые минуты у меня как-то не получалось. Я думал, что это всегда успеется, сейчас же гораздо более важным мне представлялось добиться любви Алексии. Не будет преувеличением сказать, что в тот момент для меня это было вопросом жизни и смерти.

Мне требовалась не столько моральная поддержка или душевные напутствия, сколько практический совет по поводу того, за какую ниточку подергать, где что-то потянуть или ослабить. Я должен был понять, что делать дальше.

Из динамиков магнитофона звучала последняя песня с кассеты. Это была «DiggingaGrave»[15]Мики Хинсона. Она завершилась, кассета докрутилась до самого конца, кнопка «PLAY» с клацающим, как затвор, звуком вернулась из нажатого положения в исходное. В это мгновение я понял, куда мне нужно идти.

* * *

К воротам кладбища Орты я подошел, когда на часах было почти восемь. Чтобы добраться туда, я сначала доехал на электричке до Барселоны, а затем почти час меня толкали и мяли в переполненном душном метро. Но все это было сущей ерундой по сравнению с постигшим меня разочарованием. Судя по всему, столь долгий путь я проделал напрасно.

Это кладбище считалось самым маленьким в городе. Несмотря на это, его окружала высоченная ограда, перебраться через которую у меня не имелось никакой возможности. Вход на территорию был закрыт два часа назад, и вокруг не оказалось ни души.

Я уже приготовился смириться с поражением, когда произошло маленькое чудо. Я воспринял его как первую помощь со стороны того, кто покоился там, за высокой, почти крепостной стеной. Одна створка кованых ворот с громким скрипом приоткрылась, и из-за нее вышел работник какого-то похоронного агентства, сгибавшийся под тяжестью мешка с цементом.

Пока он брел к своему фургончику, открывал его и укладывал цемент в кузов, я успел незаметно проскочить в открытые ворота. На все это ушло буквально несколько секунд, а спустя примерно полминуты до меня донесся лязг закрывающихся ворот и звон связки ключей. Я понял, что заперт снаружи.

Дело шло к июню, и в это время было еще достаточно светло. Я позволил себе побродить по кладбищу, прежде чем вернулся к нужному мне месту. Помимо небольшой церкви в неоклассическом стиле, стоявшей в самом центре кладбища, здесь размещались и несколько пантеонов — склепов, которые, по правде говоря, внушали мне страх и трепет. Впрочем, еще большее впечатление на меня произвела роскошная гробница, украшенная барельефами и скульптурными фигурами. На подходе к ней я прямо на дорожке наткнулся на разбитого на куски каменного ангела и перевернутый постамент. Судя по всему, это произведение кладбищенского искусства пострадало от рук вандалов.

Я сделал круг по рядам ниш колумбария и подошел к нужной мне могиле. Ее украшала скромная черная плита с выгравированным крестом. Здесь покоились останки моего брата.

Я не приходил сюда со дня похорон, которые запомнилисьмне родственниками и друзьями семьи, падающими в обморок. Я просто не имел сил возвращаться в то место, которое было связано у меня в памяти с самым страшным кошмаром в жизни. Несмотря на все это, в тот вечер я чувствовал себя там абсолютно спокойно и умиротворенно.

Я поцеловал начертанное на камне имя Хулиана, и мне стало еще лучше.

Затем я нанес на лицо белую маску и подвел губы помадой.

«Если брат сейчас наблюдает за мной с того света, то он, конечно же, надрывается от смеха», — пронеслось у меня в голове.

Оставалось сделать самое важное. Я вытащил из кармана заранее приготовленный лист бумаги, взял ручку и написал:

Я люблю Алексию всей душой.

Что мне делать?

Я сложил бумагу вдвое — точь-в-точь как показывали мне бледнолицые друзья — и приколол ее булавкой к внутренней стороне лацкана пальто, а на наружной уже красовалась маленькая фиалка Затем я поднял воротник, закутался в пальто поплотнее и лег на землю.

Несмотря на ранний час, на меня вдруг напала непривычная сонливость. Я и сам не заметил, как крепко уснул.

Принято считать, что любое открытие — это результат попадания зерна случайности на благодатную почву подготовленного пытливого ума.

— Альберт Сент-Дьерди —

Разбудила меня дождевая капля, упавшая прямо на лицо. За первой последовали еще две. Они скатились по моей щеке, оставив темные влажные дорожки на белом макияже.

Я посмотрел на часы на своем телефоне: восемь утра.

«Ничего себе, — подумал я, — Надо же было столько проспать на жесткой каменистой земле!»