Вторая мировая война. Ад на земле - Макс Хейстингс

Но за три месяца до того, как британский натиск в Ливии окончательно выдохся, в феврале 1941 г. успехи англичан дали некий побочный эффект, в тот момент мало кем распознанный, однако весьма существенный по своим последствиям: операция Compass принудила Франко воздержаться от участия в войне. Каудильо стоял перед той же дилеммой, что и Муссолини, однако решение принял диаметрально противоположное. Идеологически и он был близок к державам оси и тоже охотно поучаствовал бы в разделе военной добычи, но опасался подвергать свою страну, изнуренную только что завершившейся гражданской войной, рискам нового конфликта – во всяком случае пока англичане еще способны сопротивляться. С 1939 г. Испания занимала не столько выжидательную, сколько выжидательно-агрессивную позицию: к примеру, испанский министр иностранных дел Серрано Суньер всей душой рвался присоединиться к заведомым победителям. Проницательный посол Португалии в Мадриде Педро Теотонио Перейра 27 мая 1940 г. докладывал в Лиссабон: «Несомненно, в Испании сохраняется ненависть к союзникам. Каждая победа Германии принимается здесь с ликованием»13. Перейра полагал, что почти все испанцы желают окончательного торжества Германии и сожалеют лишь о том, что затруднительное положение их собственной страны не позволяет им немедля принять участие в деле: «Войну они отнюдь не считают дурной затеей, но сами сейчас не готовы в нее вступить».

Франко намеревался все же присоединиться к державам оси, но лишь на собственных жестких условиях. «Испания не будет воевать даром [gusto]», – заявил он Гитлеру при встрече на французско-испанской границе в октябре 1940 г. Секретный протокол к испано-германскому соглашению, подписанному в итоге в ноябре, заявлял о готовности Мадрида примкнуть к Тройственному пакту: «Во исполнение своих союзнических обязательств Испания вступит в текущую войну на стороне держав оси против Англии при условии, что эти державы обеспечат ее необходимыми для подготовки к войне ресурсами. Германия предоставит Испании экономическую поддержку, снабдив ее продуктами и сырьем». Испанское министерство экономики представило довольно-таки пугающую смету: 400 000 тонн топлива, 0,5 млн тонн угля, 200 000 тонн пшеницы, 100 000 тонн хлопка, а также большое количество удобрений.

Генеральный штаб Франко принялся разрабатывать планы захвата Португалии и Гибралтара, но вскоре отношения между Испанией и Германией испортились. Испанского диктатора оскорбил отказ Гитлера уступить ему французские колонии в Африке – Германия все еще рассчитывала сделать своим активным союзником Петена. Также и Муссолини противился планам Франко, поскольку претендовал на те же самые французские колонии и к тому же стремился к безраздельному господству над средиземноморским побережьем. У Гитлера имелся свой список пожеланий: кое-какие колонии Испании пригодились бы ему в качестве заморских военных баз. Он просил Испанскую Экваториальную Гвинею, Фернандо-По и один из Канарских островов. Основным же камнем преткновения стало нежелание каудильо (в этом он нисколько не отличался от дуче) впускать в свою страну большое количество немецких войск. Гитлером он, безусловно, восхищался и питал надежду, что фюреру удастся создать новую европейскую систему, где Испания, давно уже оказавшаяся на обочине мировой политики, вновь займет подобающее ей место. Тем не менее он ни в коем случае не допускал превращения своей страны в придаток нацистской империи.

На повестке дня у Гитлера первым номером значился захват Гибралтара. Не полагаясь на испанскую армию, он обдумывал, как сделать это силами вермахта. Однако для Франко, говоря словами историка Стэнли Пейна, «было вопросом и личной чести, и национального интереса добиться участия испанцев в этой операции»14. Переговоры зашли в тупик: Германия не желала поставлять Испании оружие и припасы для нападения на Гибралтар, а Франко не позволял вермахту пройти через свою территорию. Франко знал, что его народ не готов приносить жертвы ради новой войны. Противились этим планам и генералы Франко, в том числе потому, что британцы платили им огромные взятки (всего $13 млн), лишь бы их страна соблюдала нейтралитет. До тех пор пока немцы не нанесли решительное поражение Британии, Королевский флот в любой момент мог блокировать Испанию, а это означало для страны экономическую катастрофу. Вновь существенным моментом оказалась морская мощь Англии: флот оставался за кулисами событий, но оказывал влияние на ход войны.

Успехи Британии в Ливии и Абиссинии тем более отвратили Франко от поспешных решений как раз в тот момент, когда Гитлер уже собирался посылать войска и солдат на осаду Гибралтара. 7 декабря 1940 г. глава абвера адмирал Вильгельм Канарис явился к Франко в Мадрид просить его согласия на то, чтобы через месяц немецкие войска вошли в Испанию. Франко отказал. 10-го числа Канарис телеграфировал в Берлин: «Испания не желает ничего предпринимать до тех пор, пока сохраняется морская угроза со стороны англичан». Терпение Гитлера лопнуло, и операция Felix – захват Гибралтара – отправилась в долгий ящик. К февралю 1941 г. внимание фюрера окончательно сосредоточилось на восточном направлении. Каждая дивизия требовалась ему для запланированного вторжения в Россию. Интерес фюрера к Гибралтару угас, но поскольку Германия соглашалась уплатить истребованную Испанией высокую цену, то Испания в следующие два года оставалась активным сторонником оси, пока победы союзников в Северной Африке не убедили ее в том, что весы склонились в другую сторону. А до тех пор итальянские самолеты, бомбившие Гибралтар, заправлялись на испанских аэродромах, из Испании в Германию отгружалось всевозможное сырье, включая молибден, в Испании полным-полно было нацистских дипломатов и шпионов, и им оказывалось всяческое содействие в их борьбе против союзников. Франко даже послал дивизию на помощь Гитлеру, когда тот начал наступление на Россию – жест скорее символический, – а разведывательные самолеты люфтваффе взлетали с испанских аэродромов вплоть до 1945 г. Однако официально Испания сохраняла нейтралитет. Гибралтар так и не тронули, и ворота в Средиземное море не захлопнулись перед союзниками.

Если бы Франко вступил в войну, падение Гибралтара было бы неизбежно, а вслед за Гибралтаром была бы обречена и Мальта. Гораздо более сложной – возможно, даже непосильной – стала бы для англичан задача удерживать Ближний Восток. Их престижу в мире и вере в себя был бы нанесен значительный ущерб, возможно, и Черчилль не сохранил бы за собой пост премьер-министра. Не то, чтобы союзники были обязаны за это благодарностью Франко: осмотрительный испанский диктатор руководствовался исключительно собственными интересами и не вмешался в конфликт только потому, что рассчитывал получить за свою помощь больше, чем страны оси готовы были ему предложить. Однако принятое им решение оказалось ко благу и Британии, и самой Испании.

Роммель, уже составивший себе репутацию во время завоевания Франции в 1940 г., 12 февраля 1941 г. прибыл в Африку. Его солдаты, воодушевленные победами в Европе, воспринимали африканскую экспедицию как еще одно романтическое приключение. «Нам всем чуть за двадцать, мы все безумцы, – писал лейтенант мотопехоты Ральф Рингер. – Безумцы, которые добровольно вызвались в Африку и ни о чем другом не могли говорить, только о ночах под южным небом, о пальмах и бризах, туземцах, оазисах и тропических шлемах. И мы скакали как бешеные и обнимались – мы едем в Африку!»15. Лейтенант Пьетро Остеллино, редкий в итальянской армии экземпляр настоящего фашиста, с восторгом писал жене 3 марта: «У нас тут все очень хорошо, возвращение в наши руки захваченной было врагом Киренаики – вопрос дней или даже часов. Спешим на передовую во славу Отечества. Гордись и возноси свои страдания на алтарь дела, за которое твой супруг сражается с энтузиазмом и страстью»16. Три дня спустя он дописывал: «Наш моральный дух высок, и вместе с нашими доблестными союзниками мы готовимся к великим делам. Наше дело свято, и Бог – за нас»17.