Проблема полковника Багирова - Кристина Майер

— Упал в твоих глазах? Это за то, что я для тебя делал?! — его лицо искажается, под кожей обозначаются желваки. Тарик двигается в мою сторону, глаза горят безумием. Оскорбился. Он действительно не понимает, что это мизер из того, что крутится на моем языке.

Проснулась его темная сторона, которую он постоянно прятал. Тарик что-то бормочет на арабском, прожигая меня ненавидящим взглядом, тянет слова. Значения не понимаю, но ощущаю угрозу.

Впервые мне реально становится страшно. Тарик не в себе. Куда делся парень, с которым можно было поговорить обо всем на свете? Который умел шутить и быть милым, который защищал меня? Это ведь тоже был он.

Отскакиваю на другой край кровати, скатываюсь и быстро поднимаюсь на ноги. До двери не доберусь, Тарик в этой каморке легко меня перехватит. А мне и запустить в него нечем. Быстро осматриваю комнату в поисках хоть какого-то тяжелого предмета, но ничего подходящего нет.

— Я хотел по-хорошему, Аврора, — желчь подступает к горлу, когда он приближается совсем близко, загоняет в угол. Запрыгнув на кровать, я предпринимаю попытку перебежать на другую сторону. Есть крошечный шанс добраться до двери, но куда бежать дальше? В доме полно охраны, меня сразу поймают и вернут Тарику. Никто не встанет на мою защиту.

Хватая меня в последний момент, рывком подтягивает на кровать и накрывает сверху своим телом, вжимая в матрас. Он весит немного, не могу сказать, что мне тяжело, мне просто противно, что он вторгается в мое интимное пространство.

— Тарик, не погань то, что между нами было. Я не прощу, если ты меня тронешь, — пытаюсь увещевать, надеюсь достучаться до его сознания. — Ты знаешь, какая я упрямая, я сделаю все, чтобы тебе отомстить, если ты перейдешь черту, — перехожу к угрозам, когда его руки начинают шарить по моему телу.

Мои слова его не остановили, я не могла физически нанести ему урон, находясь в заведомо проигрышной позиции. Могла только запугивать. Не боялась угрожать, несла все, что приходило в голову, стараясь увернуться от его рук, грубо лапающих мое тело.

Платье не давало никакой защиты. Будь на мне штаны, это было бы хоть какой-то преградой. Балахон задрался до самой талии, оголяя ягодицы и ноги. Чувствуя, как в спину упирается его окрепший член, я стала вырываться сильнее.

— Меня сейчас вырвет! — я не врала, тошнота накатила с такой силой, что я с трудом сдерживала порыв.

Никто никогда не пытался взять меня силой! Единственным мужчиной, которому я позволила ласкать мое обнаженное тело — был Север. К нему у меня чувства, сумасшедшая страсть. Я загораюсь, стоит Мирону посмотреть на меня. От прикосновений Тарика воротит. Он мне противен. Его возбуждение — как грязь, которой он меня пачкает.

— Тарик, ты не посмеешь! Ты мужик или кусок собачьего дерьма?! — ору в голос, дергаюсь изо всех сил, когда его руки пролезают между матрасом и моим телом и касаются груди. Тарик не позволяет развернуться, хотя я пытаюсь. Невероятно хочется скинуть его с себя, бороться, глядя в глаза. Иметь возможность пустить в ход руки, ноги, ногти и даже зубы.

— Ему ты тоже сопротивлялась или позволяла себя лапать? Он тебя трахал, Аврора? Ты была со своим русским? — больно сжимая грудь, будто вымещает злость. На коже точно останутся следы. Я кричу. Не потому, что не могу перетерпеть боль, а потому что силы иссякают, остается только привлечь внимание, может, это остановит насильника. Пусть хоть кто-то меня спасет!

— Не ори! Не смей орать! — вдавливает мою голову в матрас, перекрывает кислород. Я не только кричать не могу, я не могу вздохнуть. В глазах начинает темнеть.

Он меня убьет, трус проклятый!

Как только его хватка ослабла, резко дернув головой, я ударила Тарика затылком в лицо, по характерному хрусту понимая, что сломала ему нос. Толика удовлетворения и злорадства теплом разливается в груди. Он ругается на арабском, скатывается с меня со словами:

— Собери свои вещи, ты покидаешь дом моего дяди…

Глава 51

Аврора

Больше ничего не добавив, Тарик выходит из моей комнатушки. Постель перевернута, в сторону отброшен стул, я даже не заметила, когда он упал. Капли крови на полу как напоминание о том, через что я только что прошла.

Меня только что чуть не изнасиловал человек, которому я доверяла. Статистика не врет, больше всего изнасилований происходит среди знакомых, среди тех, кому мы верим. Я получила наглядный урок. Никогда бы не подумала, что мужчина из моего окружения может пойти на такую низость. Чувствую себя измаранной. Мне хочется скорее оказаться в душе и содрать с себя вместе с кожей ощущение его липких ладоней, его терпкий сладковатый запах, который въелся настолько, что меня тошнит. Но я продолжаю сидеть на месте.

Тошнота не отступает, глаза жжет он непролитых слез, меня трясет. Не знаю как, но мне удается сдержать внутри себя истерику. Наверное, я боюсь привлечь к себе внимание Тарика, боюсь, что он вернется, и все повторится, что в следующий раз я не смогу отбиться.

Согнув ноги в коленях, кладу на них голову. Я не рискую идти в душ. Там такие хлипкие замки, что выбить их ничего не стоит даже мне. В моей голове звенят слова Тарика.

О чем шла речь?

Куда он собрался меня везти?

Жуткий холод пробирается под кожу, несмотря на то что в комнате невыносимо душно. Я слышала, что некоторых девушек похищают, отдают в рабство. Неужели Тарик способен и на такое? Уже ничему не удивлюсь. От одной мысли, что меня могут отдать группе наемников, чтобы они использовали мое тело, живот скручивает таким спазмом, что я еле успеваю добежать до уборной.

«Лучше смерть», — думаю я, привалившись к немного прохладному, но влажному от духоты кафелю. Умывшись и сполоснув рот, я возвращаюсь в комнату. Дверь не закрываю, мне так спокойнее, я могу слышать, если кто-то будет идти по коридору. Собирать мне нечего. Те вещи, что охрана забрала из дома, где нас поселили вместе с Мироном, так и лежат неразобранными в сумке, но я не спешу их доставать. Не зная, что задумал Тарик, не нахожу себе места. Здесь мой брат. Юрка еще очень слаб, я понимаю, что он не в состоянии меня защитить, но хочется верить, что, как в детстве, старший брат заступится и не даст в обиду. Прислонившись спиной к стене, смотрю