Побег - Борис Кантор

В августе Миша ушел в техникум, а Сеня ушел еще до него на свой паровоз и к нам приходил редко. Мне не с кем было ходить на рыбалку, а одного меня не отпускали. В огороде было много работы, но мы всё-таки бегали на реку купаться.

Наш поселок разросся, и рядом с нами появились соседи. Наше хозяйство было самым большим на холме. Моей матери, как орденоносцу, полагалось сорок соток огорода и покос. Теперь у нас были корова, свинья с поросятами и куры. Ане было уже десять лет, и она пасла наших и соседских свиней вдоль Есаулки. Соседи платили ей какие-то деньги, которые она копила на обувь и одежду для школы. Иногда она брала меня с собой. В один из таких дней случилось приключение, которое чуть не закончилось катастрофой.

В начале дня было очень жарко, но к полудню стала наползать огромная черная туча. Аня едва успела загнать свиней в лес над рекой, как всё небо загремело и пошел стегать такой град, что он ломал ветки, а защиты от него не было даже в лесу. Свиньи визжали, и я визжал от боли. Аня схватила меня в охапку и села верхом на соседского большого борова. Боров, а за ним и все свиньи помчались к поселку. Как она удержалась на этом борове, одному богу известно, но до поселка мы доскакали, после чего Аня в изнеможении упала. Град порвал на ней всю одежду, в кровь избил голову и спину, но меня она защитила, хотя и мне досталось немало — руки у меня были все в синяках. Аня боялась, что мать и соседи изругают ее за скачку на борове, но все ее только похвалили за смекалку. К счастью, град не дошел до поселка и не побил наши огороды, а склон холма в двухстах метрах от поселка был как вспаханный. На нем лежали кучи града, которые растаяли только к следующему утру.

В начале сентября строительство металлургического завода на стройплощадке закрыли. Там всё затихло. Маня по-прежнему работала трактористкой, но далеко от нас — в поселке Нахаловка — и дома бывала редко.

В это время мы начали уборку овощей в огороде. Мать с утра уходила на базар в шахтерский поселок километрах в четырех от нас и продавала там молоко, творог, овощи, жареные подсолнечные семечки. Мы, остальные, копали морковь, брюкву, турнепс, картошку и складывали в погреб, закрывали соломой и картофельной ботвой. Резали и выбивали подсолнухи, лущили горох, фасоль, бобы, молотили просо. Это просо мать относила на совхозную крупорушку недалеко от нас, где взамен получала крупу. Работали все, в том числе и я. Сил на беготню уже не оставалось. Вечером мать солила на зиму огурцы, зеленые помидоры, капусту.

Уже начались заморозки. Аня ходила в школу в деревне Антоново за четыре километра от нас вместе с другими ребятишками. Никакого транспорта туда не было. Они бегали пешком в любую погоду.

Однажды под вечер в конце сентября мы все сидели вокруг низко обрезанной железной бочки, которая служила кострищем и таганом, и варили ужин. Летом печку в избе топили только в плохую погоду. На дороге напротив нашего огорода остановилась полуторка, в которой сидели солдаты. Один солдат спрыгнул на землю, принял поданные ему вещи и начал прощаться с другими солдатами. Маму как ветром подхватило. За ней побежали девчонки. Мы с Ванькой вначале остались у костра, а потом тоже медленно поплелись к калитке. Там с незнакомым дядей обнимались, целовались, смеялись и плакали мама и девчонки. Мы так и не дошли до ворот, остановились и смотрели на них. Ванька неуверенно предположил, что это — наш отец. Солдат был коротко подстрижен, с короткой рыжей бородой. У меня он не вызвал никаких положительных эмоций, да и Ванька смотрел исподлобья. Все гурьбой повалили по дорожке к избе, а мы с Ванькой начали отступать обратно к костру. Отца пропустили вперед без вещей, и он направился к нам. Дальше костра я отступать не хотел, Ванька встал рядом. Отец подошел к нам, присел на корточки и сказал:

— Здравствуй, Иван! Иди ко мне!

Ванька неуверенно шагнул вперед, отец подхватил его, подбросил в воздух, поцеловал и поставил на землю. Потом повернулся ко мне.

— Так вот ты какой, Владимир!

— Я не Владимир! — ответил я ему и шагнул на всякий случай подальше.

— А кто ты?

— Вова!

Меня никто раньше Владимиром не называл, все звали Вова или Вовка. Отец попытался взять меня на руки, но я убежал за избу. Мать пришла, взяла меня за руку и привела обратно к костру. Я спрятался за мать, чтобы этот дядя не взял меня на руки.

КАЛТАН

С приездом отца начались перемены. Наступила осень — то с заморозками, то с дождями. На огороде всё было убрано. Я редко выходил из избы. Отец снова исчез и появился, когда начал выпадать снег. Все заговорили о переезде.

Я смутно помню, как мы въехали на новое место — в дом на берегу озера. Этот дом был разделен на две части и имел два крыльца. В одной части поселились мы, а в другой жили старик со старухой. Они были хозяевами дома. Там был сарай, в который поместили нашу корову вместе с коровой хозяев.

Это место называлось Калтан; здесь начиналось строительство ГРЭС. Отец работал на этом строительстве, а Маня — в буровой разведке. Однажды она принесла мне странную обувь с загнутыми носками из толстой черной резины — чуни. Они были мне великоваты, но мать связала мне толстые шерстяные носки. Набив чуни сухой травой, которая называлась у нас загатом, и надев толстые носки, я чувствовал себя на седьмом небе от счастья. Мать сшила мне из старого ватника стеганые куртку и штаны. Теперь мне не был страшен никакой холод.

В ноябре на праздники мы катались на санках с другими мальчишками и девчонками. Но мое счастье длилось недолго — я заболел и проболел почти всю зиму. Я не помню, чем я был болен. Валя и Аня ходили в школу, Ванька убегал на улицу, мать всё время что-то шила, пряла шерсть и присматривала за мной.

Когда я чувствовал себя лучше, моим любимым занятием было чтение. Вначале я читал букварь, а потом Валя стала приносить из библиотеки детские книжки. Одной из первых книжек был «Мойдодыр». Я выучил его наизусть и мог декламировать, даже если бы меня разбудили среди ночи. Всем уже настолько надоел этот «Мойдодыр», что Валя пригрозила, что больше не будет приносить мне книжки, а отец коротко сказал: «Меру нужно знать, Владимир! Выучи что-нибудь новое!» Он всегда называл всех детей полными именами. Какой-либо близости к отцу я так и не почувствовал, но привык к тому, что он есть, и уже не чурался его. Я стал учить «Сказку о рыбаке и рыбке», которую в школе учила Аня. Она мне давалась с трудом, потому что там было много незнакомых слов. Я опять лез ко всем с просьбой объяснить мне эти слова.

Наконец меня выпустили на улицу. Почти весь снег уже стаял, всюду бежали ручейки. Я так ослаб за зиму, что бегать не мог и сидел на солнце в закутке около сарая, где мать бросила охапку соломы. Мне очень нравилось сидеть там. Напротив сарая, на большом дереве, было много птиц. Впервые я услышал скворцов. Может быть, я слышал их и раньше, но только в этом теплом закутке я наблюдал и слушал их подолгу и засыпал под их пение. Ко мне приходил Ванька и сидел со мной. Он-то и рассказал о скворцах и других птицах. После нескольких таких дней снова ударил мороз, и я опять сидел дома. Не знаю, что подействовало в эти солнечные дни с птицами на меня и Ваньку, но мы не дрались и вместе читали книжки. Оказалось, что я читаю лучше. Это сильно расстроило его, и он принялся за чтение с удвоенной силой.