Очень узкий мост - Арие Бен-Цель
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Перед отъездом Кфир собрал людей, которых Нахман взял к себе в группу. Эти люди показали себя хорошо. Он попросил их оставаться на связи с Жаном в надежде на то, что центр вскоре заработает, и ему бы хотелось, чтобы они стали его сотрудниками.
Отчет получался длинным, с множеством приложений. Кфир начал его писать в Одессе, продолжил в поезде, а заканчивал уже в Москве в посольстве.
В ожидании аудиенции с местным главой, когда Кфир сидел в приемной, к нему подошел председатель конфедерации общин бывшего СССР, с которым они не раз встречались на различных мероприятиях. Этот обычно очень сдержанный человек достаточно эмоционально поздравил Кфира с успешными действиями. Затем, отведя его в сторону, полушепотом добавил: «Я вчера прилетел из Тель-Авива. Во время встречи с вашим главным мы с моими коллегами поблагодарили его за подготовку таких людей, как ты, и сказали, что подобное отличие должно быть как-то отмечено. На что он нам ответил, что у вас в лучшем случае – не ругают!»
Кфир не знал, как отнестись к тому, что услышал. У него не было причин не верить услышанному, хотя и не хотелось. Он стоял озадаченный, раздумывая над ответом, когда его позвали в кабинет начальника. За день до этого тот попросил копию почти оконченного отчета.
– Вечером дома я прочитал твой отчет, – начал он после приветствия, – твоя оценка ситуации была точной, решения верными, действия четкими и эффективными. Мы довольны твоей работой!
Кфир молча кивнул, думая, что не мог бы сказать то же самое о своем руководстве. Тогда он еще не понимал, что слова, услышанные от начальника в Москве, были редкостью в этой суровой среде.
Кфир прилетел в Тель-Авив. То, как его встретили, не предвещало хороших новостей от работодателя. Быть может, организация испытывала бюджетные трудности. Сотрудники, находящиеся в аэропорту во время прилета, передали, что им было сказано подвезти его в гостиницу, когда они освободятся. Это задержало Кфира часа на полтора. Неприятное ощущение усилилось, когда он увидел, какую гостиницу и номер ему заказали.
Не будучи избалованным, Бен-Гай все же был возмущен тем, куда его поселили. Он даже не подозревал, что существуют комнаты таких размеров. Чемодан можно было положить только на кровать или поставить между кроватью и туалетом. О кондиционере и говорить не приходилось. Короче, на фоне того, что Кфир услышал в Москве от председателя конфедерации общин, от того, что увидел в Тель-Авиве, у него остался очень неприятный осадок.
Мать Кфира беспокоило его настроение, но он объяснил это усталостью. Для себя, однако, решил, что завтра же в самом начале встречи, в конторе, попросит, чтобы все заинтересованные поторопились с ним встретиться, так как послезавтра уезжает в Эйлат, с тем, чтобы не возвращаться. Он был обижен. Тогда, будучи еще наивным, он до конца не понимал значение пословицы «на обиженных воду возят».
На следующее утро, начав с административного отдела, Кфир, как и планировал, попросил как можно скорее покончить со всеми отчетами и передачей дел. Его слова произвели неожиданное для него впечатление. Почти сразу же его пригласил к себе в кабинет начальник отдела кадров. На его вопрос «В чем дело? Почему ты хочешь уходить?» Кфир ответил, что если бы он увидел условия, в которых его поселили, сам бы понял ответ.
«Я такого не заслужил!» – холодно завершил Бен-Гай. Это вызвало лихорадочные объяснения начальника отдела и его заместительницы о том, что они всего лишь хотели проверить это как какую-то возможность краткосрочного поселения.
«А вообще, это какое-то недоразумение! Мы сейчас же заказываем тебе нормальный номер в хорошей гостинице. Через час шофер поможет тебе переехать. Не стоит обращать внимание на такие мелочи!» Подобные объяснения и убеждения в излишней реакции со стороны Кфира продолжались до тех пор, пока он не почувствовал себя виноватым, что не заняло много времени. Конечно, то, что произошло, было невероятным свинством, но он все же махнул на это рукой. Слишком много серьезного и интересного предстояло впереди.
Встречи проходили довольно интенсивно. Можно сказать, что Кфир был нарасхват. Он встречался с людьми знакомыми и не знакомыми. В некоторых случаях на встречах бывал целый отдел. Его приключения явно вызвали острый интерес, однако никто ни слова не упомянул, что за каких-то шесть месяцев до этого на все вопросы «Что делать, если вспыхнет война?», никто не побеспокоился ответить. Ответа не поступало ни в какой форме. Ему даже не побеспокоились сказать «Не знаю…», даже те, кому без сомнения можно было так ответить. Все молчали. Разумеется, что тяжелое время ожидания и неизвестности, когда Кфир потерял сон, померкло в сравнении с теми событиями, которые последовали за ним. Однако он все помнил и ждал объяснений.
Несколько дней интенсивных встреч прошли как на одном дыхании. Вновь и вновь Кфиру приходилось повторять ответы, рассказывать те же моменты, объяснять те же ситуации. Он пытался делать это как можно скромнее, не выпячиваясь, без лишних эмоций. Реакция слушателей была самой разной. Некоторые возможно из зависти без всякого стеснения вслух выражали сомнения, касающиеся качества и уровня функционирования, а иногда и уровня риска. Другие же наоборот, восхищались. Некоторые напрямую спрашивали: «Как же ты не боялся?» На что он отвечал, что боялся. Кфир отлично понимал и отдавал себе отчет в том, что героем, не ведающим страха, он, конечно, не был. Он был дерзок, несмотря на страх, который неотступно сопровождал его. Отвечая на вопросы коллег, Кфир постиг для себя истину, о которой даже не задумывался во время самих событий: «Бояться можно. Нельзя быть трусом».
Последняя встреча в процессе дебрифинга была с главным. На этой встрече он решил не молчать, а спросить: «Почему на все его вопросы так и не последовало ответа?»
Однако главный не ответил в очередной раз. Может быть, не счел нужным, или просто не нашел, что сказать…
На каком-то этапе сотрудница, которая была куратором Бен-Гая, сообщила, что должна познакомить его с новым сотрудником, который сменит его в Одессе. Это было сказано таким тоном, как будто речь шла о выборе ресторана на ближайший обеденный перерыв. Кфир отдавал себе отчет, что после всей Приднестровской эпопеи, его нервы были в несколько расшатанном состоянии. Он сдержался, несмотря на то, что заслуживал лучшего отношения. Его не спросили, хочет ли он возвращаться в Одессу и не сообщили о планах, касающихся его. В весьма лаконичной манере куратор сказала Кфиру, что неделю он проработает с новым сотрудником в Тель-Авиве, а через две недели полетит вслед за ним в Одессу для проведения практики в «полевых условиях».
Да, это был очередной шок и очередная обида. Кфир очень хотел вернуться в Одессу. Там была Лана… Как ни странно, за последний год в Одессе Кфир постоянно удивлял себя своей напористостью, а иногда нахальством, благодаря чему добился вполне неожиданных результатов. Дома он даже не подумал пойти к начальству с требованием изменить это решение. Гораздо позже, в перспективе времени он стал понимать все лучше. То, что он делал в Одессе, он делал не для себя. Этим все оправдывалось и объяснялось.