Восточный ветер - Чингиз Абдуллаев

— Я вас слушаю.

— Добрый день, — это был тот самый человек,который знал номер его личного мобильного телефона. Он снова огляделся.Приемная тоже не самое надежное место. И поэтому он вышел в коридор. — Чтослучилось? Почему вы позвонили?

— Простите, что мы вас беспокоим. Но нам хотелосьсрочно посоветоваться.

— О чем?

— Нас немного беспокоит деятельность наших «друзей».Вполне вероятно, что у нас могут появиться некоторые проблемы. Возможно, ихпридется решать более оперативным способом. Вы меня понимаете?

— Да. Я все понимаю.

— Вы разрешаете нам действовать?

Он молчал.

— Алло, вы меня слышите?

— Да.

— Вы разрешаете нам действовать? — снова спросилпозвонивший.

— Только в рамках наших договоренностей, — ответилон.

— А если ситуация выйдет из-под контроля?

— Только в самом крайнем случае. В ваших интересах незаниматься самодеятельностью. Вы меня поняли?

— Конечно. Спасибо. До свидания.

Позвонивший отключил связь. Он убрал телефон в карман, затемпрошел в свой кабинет и уселся в свое кресло. На столе лежала папка сдокументами. Он мрачно покосился на папку, читать уже ничего не хотелось. Этотнеожиданный звонок вывел его из состояния равновесия. Что они хотят? Почемусчитают, что он должен все знать. И все контролировать. Он обычный человек и неможет обрабатывать так быстро подобный объем информации. С другой стороны,подобная информация и есть власть. Реальная и осязаемая. Он это прекраснопонимает.

Посмотрев на папку, лежавшую на столе, он решил, чтопоработает дома. Совсем не обязательно оставаться в своем кабинете после такогозвонка. И хотя никто не посмеет вычислять, кому именно звонил его собеседник,тем не менее лучше не рисковать. Он забрал папку и быстро вышел из кабинета.Через несколько минут он уже сидел в своем автомобиле на заднем сиденье. Папкуон положил рядом с собой. А номер телефона нужно поменять, подумал он,откидывая голову назад и закрывая глаза.

Они спустились вниз и вышли из дома. Караев впервые увиделМинкявичуса. Он помнил его по фотографиям в личном деле, но теперь впервыеувидел рядом с собой. Интеллигентное лицо, немного вытянутый подбородок, узкийнос, крупные карие глаза, очки, делавшие его похожим на университетскогопрофессора. Минкявичус внимательно посмотрел на гостя. Он не спешил подаватьему руку.

— Добрый день, — Линда еще раз поцеловалась сЭлиной и обернулась к своему мужу.

— Разве ты не узнал Элину? Ты помнишь, как они жили воФлоренции, когда ее первый супруг работал в нашей галерее? Неужели не помнишь?

— Конечно, помню, — Минкявичус говорилпо-итальянски с сильным акцентом. Он обнял Элину, но его холодные глазавнимательно смотрели на Тимура.

— А это ее второй супруг, — показала Линда настоявшего рядом Караева.

Минкявичус отстранился от Элины и наконец протянул руку.

— Добрый день. Очень приятно.

— Мне тоже, — сумел выдавить из себя Тимур и дажепожать протянутую руку. Они едва дотронулись друг до друга, словно чувствуяфизическое неприятие. И сразу отдернули руки.

— Идемте ко мне в погреб, — предложилКозимо, — я сейчас достану несколько старых бутылок кьянти, и вы сумеетеих продегустировать.

— У нас есть традиции, — резонно возразилаДжулианелла, — нужно осмотреть крайнюю комнату на первом этаже. Тамогромный камин, который находится в разобранном состоянии. И нам нужно егоосмотреть, чтобы решить, как быть дальше. А уже потом мы сядем за обед. И тыдостанешь свое вино.

— Договорились, — Козимо взмахнул рукой, —пойдемте за мной. Я покажу вам камин, и мы сможем поспорить, как еговосстанавливать.

Все двинулись следом за хозяином дома. Тимур чуть отстал,оказавшись рядом с Лучано. Тот улыбался.

— Сейчас нам предложат бесплатно проработать в этомдоме целые сутки. Или двое, — сказал он Караеву, — но вы не беспокойтесь.Это прекрасный отдых. Вы приезжаете сюда на два дня. Пьете кьянти из погребовКозимо, отдыхаете в этом чудесном месте и иногда делаете вид, что помогаетекому-то из хозяев. Например, своими советами или переносом скамьи из однойкомнаты в другую. Потом вы плотно обедаете, ужинаете, пьете, завтракаете, сноваобедаете, снова ужинаете, снова пьете и уезжаете. Труд здесь не обязателен.Можно «проработать» два дня и ничего не сделать. У некоторых хватает совестисюда больше не приезжать. Некоторые ездят несколько раз. Затем хватают кисти иначинают работать. Или привозят с собой бригаду мастеров и дают им задание нацелый день. Но это по желанию.

— Теперь я понял, почему этот дом восстанавливаетсястолько лет, — усмехнулся Караев, — такими темпами они закончает егоремонт к концу века.

— Боюсь, что нет, — возразил Лучано, с трудомсохраняя серьезное выражение лица, — вы не учитываете, что у каждого гостяесть свой вкус и своя бригада мастеров. Переделки в доме могут длиться добесконечности.

— Тогда да, — согласился Тимур, — лет двести.Если до этого не закончится вино из погребов Козимо.

— Не закончится, — успокоил его Лучано, — тамбольше двух тысяч бутылок. Погреб тоже достался ему по наследству, и если бы неДжулианелла, он бы давно испортил свою печень.

Они вошли в большую крайнюю комнату, и Козимо началпоказывать на разобранный камин, объясняя свой замысел. Караев почувствовал насебе чей-то взгляд и обернулся. На него пристально смотрел Йозас Минкявичус.Тимур отвернулся. И почувствовал, как Минкявичус осторожно дотронулся до него.

— Вам интересно? — спросил он по-русски.

— Не очень, — признался Караев.

— Тогда выйдем в другую комнату, — предложилМинкявичус.

Они вышли. Тимур успел увидеть, как повернулся в их сторонуЛучано и улыбнулся.

— Вы из Москвы? — уточнил Минкявичус, доставаясигареты и предлагая их своему собеседнику. Караев отрицательно покачалголовой. Минкявичус достал сигарету и щелкнул зажигалкой.

— Извините, — сказал Тимур, — я не курю. Априехали мы действительно из Москвы.

— Я думал, что Элина с мужем жили в Санкт-Петербурге.

— Верно. Но Элина решила открыть филиал своейдизайнерской фирмы в Москве и переехала туда. У ее подруги мы и познакомились.Ее подруга была женой моего товарища, — он не стал уточнять, что подругауже стала вдовой, а его товарищ был похоронен.

Минкявичус выпустил струю дыма.

— У вас странная фамилия, — по-русски он говорил схарактерным литовским акцентом.