Ацтеки. Воинственные подданные Монтесумы - Жак Сустель

И это был всего лишь дворец текутли. Что же тогда представляли собой загородные резиденции императора? Кортес писал Карлу V: «У него (Монтесумы) много резиденций как в городе, так и за городом… В одной из них был великолепный сад, в котором возвышались мраморные дворцы, полы были сделаны из искусно обработанной яшмы…Там было десять озер, где содержались разнообразные виды водоплавающих птиц, которые обитают в этих краях… И были соленые озера для птиц с морского побережья, и пресные – для речных птиц. Время от времени в этих озерах спускали воду, чтобы почистить их, а затем вновь наполняли водой при помощи каналов. У каждого вида птиц была пища, какой они питаются в естественных условиях. Так, те птицы, которые питались рыбой, получали рыбу; те, которые питались червями, получали червей, а те, что ели кукурузу, получали ее… И я уверяю Ваше Величество, что одни только птицы, питающиеся рыбой, получали ее в количестве 10 арроба в день (около 264 фунтов). Триста человек ухаживали за этими птицами и больше ничего не делали; другие были заняты исключительно уходом за больными птицами. Над каждым из этих озер были устроены проходы и площадки для наблюдения, где любил стоять Монтесума, развлекаясь, глядя на них». Но это было еще не все, так как, продолжает конкистадор, у мексиканского императора также находились на содержании уродцы, особенно альбиносы, «белые от рождения лицом, телом, волосами и ресницами», а также карлики, горбуны и люди с другими уродствами; хищные птицы в клетках, частично защищенных от дождя крышей и частично открытых для доступа солнца и воздуха; пумы, ягуары, койоты, лисы и дикие кошки. Сотни служителей присматривали за каждой группой людей или животных, составлявших музей этого сада».

Если рассказа Кортеса недостаточно, то подтвердить его могут свидетельства его товарищей по экспедиции. Андрес де Тапиа почти теми же самыми словами перечисляет разнообразие птиц, диких зверей и уродцев, которых содержал Монтесума для развлечения. «В очень больших сосудах и горшках этого дома, – добавляет он, – жило довольно большое количество змей. И все это только ради демонстрации великолепия». Берналь Диас подтверждает эту подробность, упоминая «множество змей и ядовитых гадов, у которых было подобие погремушки на хвосте: и это самые опасные ядовитые змеи из всех. Их содержат в сосудах и больших горшках со множеством перьев, там они откладывают свои яйца и выводят свое потомство… И когда был слышен рык львов и тигров, вой волков и лис и шипение змей – это было ужасно, и можно было подумать, что находишься в преисподней».

Но мы не будем подробно останавливаться на реакции нашего автора хроник, так как это, в конце концов, всего-навсего реакция провинциала, впервые в жизни попавшего в зоопарк, характерный элемент цивилизованного города. Несомненным фактом является тщательность, с которой правители древнего Мехико собирали вокруг себя всех животных и растения своей страны. Ацтеки испытывали явную страсть к цветам: вся их лирическая поэзия – это гимн цветам, «которые одурманивают» своим очарованием и запахом.

Когда первый Монтесума завоевал Оаштепек в «жарких странах» на западе, он решил разбить там сад, в котором выращивались бы все виды тропических растений. Имперские гонцы исколесили провинции вдоль и поперек в поисках цветущих кустарников, которые осторожно выкапывали, чтобы сохранить корни в целости, и заворачивали в циновки. Сорок индейских семей родом из тех краев, где были найдены эти растения, переселили в Оаштепек, и сам император торжественно открыл эти сады.

Все мексиканцы, хотя, конечно, не с таким размахом, разделяли его любовь к садам. Жители Мехико выращивали цветы в своих дворах и на крышах домов, а в пригороде на озере Шочимилько («место полей и цветов») в те времена, как и в наши дни, располагался сад, который снабжал всю долину. В каждой семье были также свои домашние животные: индюшка – птица, которую Мехико подарил всему миру, ручные кролики, собаки (часть из них была предназначена на съедение, и их откармливали с этой целью), иногда пчелы и очень часто попугаи. Жизнь большей частью протекала на улице, нежели в доме, под самым солнечным небом в мире. И город, по-прежнему изначально близкий к земле, смешивал бесчисленные пятна зелени и изысканную мозаику цветов с ослепительной белизной храмов.

Мексиканец спал на циновке без ночной сорочки и на самом деле почти голый, если не считать набедренную повязку, укрывшись плащом или одеялами, если они у него были. На рассвете ему оставалось только надеть свои сандалии и закрепить плащ на плечах, и он был готов идти на работу. По крайней мере, так обстояло дело с простолюдинами. Достоинство чиновников требовало более значительных приготовлений. Все вставали очень рано: суды, например, открывались на заре, и судьи занимали свои места, едва только забрезжит свет.

Но, несмотря на это, любовь к чистоте, видимо, была присуща всему населению. Нет сомнений, что представители правящего класса уделяли этому больше своего времени и внимания, чем простые граждане: Монтесума «мыл тело дважды в день», как не без удивления пишет Андрес де Тапиа. Но и все «купались часто, а многие каждый день» в реках, озерах или бассейнах.

Молодые люди приучались к этому воспитанием: часто они должны были вставать ночью, чтобы искупаться в холодной воде озера или источника. Ацтеки не делали мыла, но у них были два растительных продукта, которые служили им вместо него: плод копальшокотля, прозванного испанцами мыльным деревом, и корень saponaria americana. Любой из них давал пену, которую можно было использовать не только для мытья, но и для стирки. Тот факт, что привычка к чистоте глубоко укоренилась, доказывают исключения: случалось, волосы и тело не мыли, например купцы, когда уезжали в далекие и опасные путешествия, давая клятву не мыться до своего возвращения, что для них было настоящей жертвой. В течение месяца Атемоцли люди в качестве епитимьи не пользовались мылом.

Купание было не только актом достижения чистоты, очень часто оно также было ритуальным омовением. Пленники, которых должны были принести в жертву Уицилопочтли во время празднеств месяца Панкецалицтли, принимали ритуальную ванну. «Старики кальпулли доставали воду в Уицилопочко, в пещере», а жертв называли тлаальтильтин («те, которых искупали»). Ванны, которые жрецы принимали в водах озера во время месяца Эцалькуалицтли, также имели явно церемониальный характер.

В некоторой степени это относилось и к типично мексиканской паровой бане темаскалли. Этот характерный обычай, который до сих пор соблюдается в деревнях народа нахуатль, был так широко распространен во времена до прихода испанцев, что почти с каждым домом рядом находилась небольшая полусферическая постройка, сделанная из камня и цемента, которую использовали для принятия паровых ванн.

Очаг складывали с внешней стороны самой темаскалли так, что у них была общая стена из пористого камня. Эту стену нагревали до белого каления при помощи дровяного костра. Когда все было готово, индеец, собиравшийся попариться, пробирался в темаскалли через небольшую низкую дверцу и выплескивал воду на раскаленную стену. Затем его окутывал пар, и он начинал неистово хлестать себя травами. Часто вместе с ним находился еще один человек, особенно если купальщик был инвалидом, и делал ему массаж; после массажа купальщик ложился на циновку, чтобы почувствовать весь эффект от бани. Очевидно, от нее ожидали эффекта двоякого рода. С одной стороны, ее рассматривали как способ достичь чистоты и как форму лечения, а с другой стороны, как акт ритуального очищения. Женщины, родившие ребенка, посещали темаскалли, прежде чем начать вновь вести обычную жизнь, – и этот обычай до сих пор бытует. В «Кодексе 1576 года» отмечается, что в году се акатль, то есть в 1363 году, «жены мексиканцев рожали детей в Сокипане и совершали омовения в Темацкальтитлане (место, где парились)».