Крабоид - Юрий Никитин

– Нет, – ответил я.

– А кем ты был?

– Никем, – ответил я честно. – Меня не было.

Крякожабер с удовольствием потер ладони одна о другую, странный жест, но означает вроде бы удовольствие или удовлетворение, так что я вроде бы ответил правильно.

– Хороший ответ!.. Я тоже, когда мои расчеты сходятся, чувствую, что заново родился. Проходите в центр моих апартаментов, в смысле в кухню. Кухня всегда была и будет таким местом, начиная с пещер каменного века!.. А в сингулярности посмотрим, посмотрим…

Марианна потащила меня по широкому коридору, на ходу сказала жалобно:

– Ну что ты за человек? О Вселенной знаешь все, а о себе ничего!

– О Вселенной никто всего не знает, – сообщил я. – Даже сама Вселенная.

Крякожабер снова с удовольствием потер ладонями одна о другую, словно собирался получить так огонь и развести прямо на кухне костер.

– Марианна, – сказал он, – вы усаживайтесь, я сварганю кофейку. Посидим, пообщаемся. Мне тоже перерыв как бы весьма.

– Ты весь замученный, – сказала Марианна с сочувствием, – у тебя точно давно не было женщины!

Подражая Марианне, я точно так же опустился на стул, придвинулся с ним ближе. Марианна положила локти на стол, я положил тоже, хотя где-то слышал в передачах по телевидению, что так делать нельзя. Но если Марианна так сделала и не исчезла, то можно и мне. Даже нужно. Чтобы понять их, надо быть такими же.

Что такое кофе и как с ним обращаться, помню, хотя все равно подражал им обоим, точно так же держал чашку и потреблял эту жидкость мелкими глотками.

Крякожабер с чашкой кофе в руке сказал благожелательным тоном:

– Беда не в том, что ничто не может двигаться быстрее света, а что сама Вселенная расширяется все быстрее и быстрее! Стены самой ткани пространства-времени раздвигаются с такой скоростью, что нам никогда не увидеть убегающий край Вселенной… и скоро не увидим даже те галактики, которые сейчас рассматриваем в телескопы!

Марианна раскладывала сдобное печенье на блюдечки, поинтересовалась дежурным голосом:

– Да?.. А почему?

И хотя спросила лишь потому, что Крякожаберу вроде бы нужен ответ, хотя он ему совсем не нужен, даже мне понятно, однако Крякожабер ответил с жаром в голосе:

– Пройдет время, и никто не сможет доказать, что во Вселенной есть звезды или вообще что-то, кроме нашей системы…

На меня посмотрел с вопросом в глазах, я кивнул, давая понять, что понял. Чтобы увидеть край, людям нужно наблюдать через телескопы с помощью частиц, которые двигаются быстрее света, но во Вселенной таких нет.

Марианна сказала жалобно:

– Но как же… мы?

Крякожабер мягко улыбнулся, как ребенку.

– Солнце гораздо раньше станет красным карликом, но не сразу, это будет длится полтора миллиарда лет. Человечество успеет перебраться подальше от Солнца. А Солнце расширится настолько, что выйдет за пределы орбиты Марса. Понятно, что Меркурий, Венера, Земля и даже Марс будут сожжены в его недрах, зато дальше начнется оттепель, и там появятся условия для прекрасной жизни.

– Ой, – сказала она опасливо, – правда?

– Правда, – заверил он. – Потом Солнце расширится так, что выйдет за пределы Юпитера, зато на Енцеладе будет просто рай.

Он взглянул на меня, я снова кивнул, дескать, понимаю и слежу за его мыслью.

Похоже, его это чуточку удивило, но продолжил спокойно и немного победно:

– Во Вселенной масса звезд, но все станут белыми карликами, а затем и черными. Новые звезды рождаться уже не будут. После черных звезд останутся только морозные звезды из чистого гелия, а дальше энтропия… Крабоид, что-то случилось?

Я покачал головой.

– Да так… что-то нехорошо стало…

Марианна сказала жалобно:

– Мне тоже! Мы что, все умрем? Ты серьезно?

– Ты никогда не умрешь, – заверил Крякожабер, он бросил на меня острый взгляд. – Крабоид, что-то вспоминаешь?

Я покачал головой.

– Нет, но картину рисуешь почти верную. К счастью, это будет не скоро… Правда, неизбежно. Увы, законы не изменить.

Он весело засмеялся.

– Вообще-то люди законы меняют. Правда, пока еще не фундаментальные, но и до них дойдет очередь. И пусть гибель Вселенной случится через триллионы дециллионов лет, но мы уже думаем, как спасти ее, представляешь?..

Я помолчал, переваривая его странные слова. Люди живут одно мгновение, но если воспринимать людей не как отдельные частицы, а как Единого Адама, то его существование можно успеть заметить, хотя и оно промелькнет быстрой тенью.

– И, – произнес я медленно, – как?

Он развел руками.

– Пока только проекты, но обязательно решим. Вселенную нужно спасать от тепловой смерти, иначе погибнем и мы. Спасая себя, спасем и Вселенную.

Марианна слушала вполуха, это в лучшем случае, а чаще я вообще видел на ее лице полное непонимание, что меня не удивляло. Больше удивляет, как это Крякожабер знает Вселенную так хорошо и даже делает далекоидущие даже по ее рамкам прогнозы, совершенно дикие, но пугающе правдоподобные.

Крякожабер продолжал говорить о своей работе и о Вселенной долго и восторженно, а мы с Марианной неспешно пили кофе, хрустели печеньем, слушали.

Я в начале разговора полагал, что его отрывочные и неверные знания касаются крохотного уголка даже не Вселенной, а галактики, еще небольшую часть видят их инструменты, но так плохо, что сказать о них что-то вразумительное не могут, потому интересно только, как Вселенную воспринимают люди, но сейчас чувствовал нечто вроде трепета перед разворачиваемой Крякожабером исполинской картины взросления Вселенной, ее угасания и смерти.

Наконец он, видя мое неподвижное лицо, спросил уже не так восторженно:

– Ну как, здорово?

– Здорово, – подтвердил я. – Ты занят интересным делом.

Марианна воскликнула:

– Я же говорила, Крабоид был ученым!.. Наверное, как и ты, помешанным на звездах.

– Нет, – сообщил я. – Я не знал звезд.

Крякожабер спросил живо:

– А чем занимался?

– Не знаю, – ответил я. – Просто был. И продолжал быть.

Марианна закусила губку, а Крякожабер ответил со вздохом:

– Как и большинство. Но ты знаешь о космосе все-таки слишком много для простого любителя шашлыков и футбола. Что-то тебя с космосом связывает?

Я ответил ровным голосом:

– Да. Происхождение. Я его часть.

Он сказал повеселевшим голосом: