Пленница Белого Змея - Лариса Петровичева

В памяти мелькнуло почти забытое мертвое лицо Энцо, смотревшего с усталой укоризной. Тогда Эрик оживил его практически на «слабо»: чисто случайно узнал о том, что однокашник умер от легочной жабы и отправился в морг. Маттини был сиротой, его никто не стал бы ни забирать, ни искать.

«Верни меня обратно», — только и сказал он, когда смертная пелена ушла из его глаз.

Кого хочет вернуть загадочный М?

* * *

Убедившись, что с воскрешенным все в порядке, Маркус незамедлительно отбыл вместе со спутниками. Насколько понял Эрик, за ним велось наблюдение, и инквизитор старался не вызывать лишних вопросов. По этой причине металлический саркофаг, в котором доставили тело Тобби, по документам значился как ларец для вызревания военных артефактов по спецнаправлению министра обороны, и Эрику пришлось подписать несколько бумаг.

Слуги, разбуженные переполохом, смотрели на хозяина со странной смесью ужаса и благоговения, с трудом подавляя желание с восторгом пасть в ноги. Служанка, подававшая Эрику кофе, едва не кинулась целовать ручку.

Эрик не удивлялся. В отличие от суеверных слуг, воскрешение Тобби имело для него исключительно научный и практический интерес. Бывшего министра разместили в одной из гостевых комнат, и он почти сразу заснул под действием восстанавливающих артефактов. Брюн вызвалась присмотреть за ним — служанки отказались это делать, старательно сплевывая через плечо, чтоб отогнать нечистого. Если господин Эверхарт человек знакомый, и от него хотя бы приблизительно представляешь, чего ожидать, то от мертвеца можно ждать всего, кроме хорошего.

Да и Господь с ними. Эрик отдал последние распоряжения и отправился спать.

Несмотря на усталость, спалось ему очень плохо. Снилась спальня Лютеции и Брюн — полностью обнаженная, на белом шелке простыней, она приподнялась на локтях, посмотрела Эрику в глаза и едва слышно промолвила, призывно разведя колени в стороны:

— Иди ко мне…

Эрик склонился над ней, желая взять, присвоить и никогда уже не отпускать, но вместо Брюн уже была Лютеция — веселая, полная жажды жизни. Мир сна наполнился ее звонким смехом, и Эрик понял, что это сыплются золотые каруны.

— Брюн! — позвал он в надежде, что Брюн вернется — и она вернулась. Теперь они были в его комнате, в тот самый день, когда он привез Брюн из родительского дома и, не желая сдерживать нетерпение, приступил к экспериментам. Вот только теперь Брюн была не тихой и скромной девушкой, а ласковой кошечкой с горячей кожей и жадными прикосновениями. Опустившись на Эрика сверху, она приняла его в себя с легкостью опытной куртизанки, и Эрик подумал: «Если я проснусь, то умру».

Он не умер.

Звон старинных часов привычно поднял его в шесть утра. Открыв глаза, Эрик некоторое время лежал неподвижно, вспоминая, как они с Брюн двигались в едином ритме, растворяясь в нарастающем наслаждении и не в силах насытиться друг другом. Это было невыносимое счастье и такая же невыносимая мука. Сон закончился, а наяву все иначе. Совсем иначе.

Спустившись в комнату, отданную в распоряжение Тобби, Эрик обнаружил служанку, заправлявшую постель, и испытал мгновенный укол холода. Неужели все это ему тоже приснилось?

— Господин проснулся полчаса назад, — с торопливой услужливостью объяснила служанка, взбивая подушку так старательно, словно от этого зависела ее судьба. На шее девушки Эрик заметил простенький глиняный амулет — кукиш, отгонявший нечистого. — А госпожа Брюн отвела его в столовую. Завтрак скоро будет готов.

Эрик мысленно усмехнулся. Заботливая девочка Брюн решила, что первым делом больному нужна хорошая еда, да побольше. Именно так и лечат в провинции.

Неплохой способ, что тут скажешь.

Тобби сидел за столом, пил чай мелкими глотками и уже не напоминал живой труп. Просто человек после долгой болезни, который наконец-то идет на поправку. Альберт, сидевший рядом с Брюн, выделил бывшему министру один из своих костюмов — конечно, новая одежда оказалась Тобби велика, но это лучше, чем ничего. Служанки, торопливо накрывавшие на стол, старались не смотреть в сторону Тобби. Кто их знает, этих оживших покойников, вдруг заколдует. Или сожрет, с него станется.

— Доброе утро, — произнес Эрик. — Рад видеть вас в таком состоянии, господин Тобби.

Губы Тобби дрогнули в улыбке — словно по маске пробежала трещина. Эрик сел за стол и уловил запах, идущий от оживленного мертвеца: тонкий, почти неуловимый аромат хвои. В памяти сразу же всплыла картинка заснеженного леса, хрустящего морозного полудня, голубизны неба, режущей глаза, и звериных следов на снегу.

— Вы получили плату? — прошелестел голос Тобби. — Внакладе не остались?

— Получил, — кивнул Эрик. Служанка поставила перед ним тарелку с яичницей, беконом и грибами, и Эрик мельком подумал, что это самая странная трапеза, в которой ему приходилось участвовать. — Я сразу же снял деньги со счета, как только представилась возможность.

Тобби кивнул, слепо скользнул пальцами по серебряному ножу, лежащему на столе перед ним. Эрику захотелось поднять руку и дотронуться до шеи — в том месте, где за воротником рубашки был скрыт узелок на ленточке с амулетом.

— Как же ты выбрался из воды? — спросила Брюн, и Эрик с невольным уколом ревности отметил это «ты». — А петля? Тебе бы шею свернуло, я читала…

Она осеклась. Нож, которым Тобби механически нарезал бекон, неожиданно громко звякнул о тарелку.

— Палач был подкуплен, — сообщил он. — Остальное было по-настоящему… ну, почти.

Эрик поежился. Наверняка при Тобби был артефакт Дарунга, который законсервировал тело в момент смерти. Дарунга, конечно, дорогая штука, но не для бывшего министра инквизиции.

— Вы ведь заранее подготовились, — понимающе усмехнулся Альберт. Тобби угрюмо кивнул.

— За это нужно благодарить Брюн, — произнес он, и на мгновение его тяжелый темный взгляд смягчился. — Знающая предсказала мне, что я вознесусь высоко и разобьюсь о скалы, а это могло означать только казнь. Я обдумал эту информацию и решил слегка поменять свои планы. Поменять, но не отменить.

— Расскажите нам, — потребовал Эрик. — Мы все имеем право знать, что вы задумали.

Над столом воцарилось молчание. Тобби задумчиво играл ножом, и Эрик невольно обрадовался тому, что мягким столовым серебром вряд ли можно нанести увечья. Хотя кто его знает, на что еще способен Тобби. Говорили же о нем, что он хранил кусочки кожи и волос убитых ведьм — значит, безумен до краешка.

— Я хочу отомстить за жену и ребенка, — наконец, произнес Тобби, и чувство, которое прозвучало в его голосе, было глубже печали и горя. Именно оно руководило всеми действиями бывшего министра. — Их убили по приказу королевы Аврении, которой нужен был цепной пес в моем лице. Чудовище, способное только убивать по распоряжению хаомийской короны…

Он прикрыл глаза ладонью, и Эрику вдруг с ужасом подумалось, что Тобби плачет. Почему-то это напугало его больше маленького лезвия, которое недавно срезало амулет с его шеи.