Место, которое есть - Заур Караев

Судя по всему амиотрофический склероз дал этой секретарше о себе знать не очень давно, ибо она все еще не утратила возможность относительно внятно говорить и двигать руками. Ничего, красавица, подожди еще пару лет, и ты познаешь что такое не уметь самостоятельно дышать…

— Здравствуйте, я хотел бы посетить знакомого. — обращаюсь я к девушке, и в этот момент смотрю на табличку, размещающуюся на столе перед ней и информирующую меня, что бедняжку зовут Глория Вита.

— Назовите, пожалуйста, имя жителя. — отвечает она весьма милым голоском, резко контрастирующим с ее безобразно искореженным телом.

— Ипполит Рад.

Она ответила «Одну минута» и принялась рыться в недрах сначала одного, а затем второго блокнотов, лежавших на ее рабочем столе. По всей видимости ее глаза пытались отыскать названного человека и, возможно, помещение, в котором такового могли поместить. Но, к моему удивлению, закончив с изучением бумаг, Глория обратила на меня безразличный взор своих голубых глаз и спокойно сказала:

— Ипполит Рад был доставлен сюда 10 жерминаля и размещен в комнате № 6. 11 жерминаля он был перемещен в неизвестном направлении тремя приставами, имена коих в целях конфиденциальности не разглашаются. Все действия носят законный характер, так как государственными приставами был продемонстрирован соответствующий указ Высшего судебного департамента. В настоящий момент местонахождения Ипполита Рада неизвестно, так как сие является государственной тайной.

Уста говорившей сомкнулись, и это означало, что узнать больше о судьбе моего товарища мне не суждено. Как оказывается, ученого не так-то просто найти. Как же я сам не догадался, что Ларватус вряд ли будет держать в дали от себя столь важного человека? Порой очевидности остаются незамеченными даже тем, кто обладает самым пытливым умом, и всему виной азарт, чудесным образом умеющий толкать людей на глупости.

И тут я было начал предаваться думам о роли Ипполита в политической игре, зачатой господином судьей, отчего даже позабыл поспешно покинуть помещение. Но в один из моментов этих размышлений, мой взгляд упал на экран большого телевизора, располагавшегося за спиной Глории Виты. Что же я увидел? К моему удивлению, мне случайно удалось обрести желанное, а именно — встречу с дорогим доктором. Да, безрукий и безногий Ипполит предстал перед мной во всей своей новой красе. Его взор был потуплен; слушая речь взявшего длинный монолог диктора, он молчал и лишь пару раз кивнул головой. Так продолжалось около минуту, по завершению которой репортер, находившийся все время за кадром, задал вопрос:

— Так что же вас побудило 28 лет назад устроить взрыв в той лаборатории?

— Тогда я, — начал подавленным, но не тихим голосом ответчик, — занимался опытами со стволовыми клетками. Я преследовал цель постоянно омолаживать свой организма за счет введения чужих стволовых клеток.

— Разумеется, эти ваши исследования не были частью государственного проекта или проекта исследовательского центра, на который вы тогда работали? — спросил собеседник обрубка таким тоном, будто на этот вопрос даже теоретически не может быть дано более одного ответа.

— Да, — спокойно сказал Ипполит и ничего более не присовокупил, хотя, по всей видимости, какого-то дополнения от него ждали, в пользу такого предположения говорило длившееся около семи секунд молчание, которое наступило сразу по окончанию последней реплики доктора.

— И к каким же действиям вы прибегали, стремясь достичь желаемого?

— Я извлекал стволовые клетки из граждан Объединенных городов.

— Ваши доноры шли на сделку с вами добровольно?

— Нет, все они были похищены мной.

— Ясно. А что же происходило со всеми этими людьми потом? Неужели вы возвращали им свободу?

— Я их убивал, — сказал доктор, а после кинул полный театральной наигранности свирепый взгляд прямо в камеру. Хитрый ход! Как же все-таки изобретательны эти журналюги, действующие по указке власть имущих! Заставили Ипполита настолько хорошо отрепетировать эту сцену, что всякий зритель волей-неволей готов поверить в изуверскую сущность этого несчастного обрубка. Даже я на момент чуть было не подумал, что творились все эти манипуляции в лаборатории под моим домом только из-за девиантных наклонностей моего старшего соратника.

— Прошу, объясните насчет взрыва. — прервав тишину, годившуюся для небольшого накала страстей, заговорил человек за кадром.

— Я инсценировал таким образом свою смерть. Мне стало известно, что тогдашний младший помощник верховного судьи Иоанн Ларватус заподозрил меня в преступной деятельности.

— После инцидента на заводе вы скрылись и, как нам известно, продолжили творить беззаконие. Конец же всему этому положил ваш арест, состоявшийся 9 жерминаля сего года.

— Все именно так…

Далее последовал ряд глупых вопросов, основной целью которых было изобличение сатанинского нутра моего товарища. Причем ответы диктор получал всегда желанные. Этот факт надоумил меня, что подчиненные Ларватуса неплохо поработали с ученым, и теперь он с большим увлечением исполняет роль марионетки в руках господ. Как-то слишком быстро во власти правосудия человек превращается в жалкое создание.

Когда с самоочернением было покончено, начался разговор на новую тему:

— Скажите, а вы в одиночку совершали все ваши преступления? — интересовался опрашивающий.

— Нет, — после недолгого раздумья вымолвил мой отец.

— А вы готовы назвать имя того человека или тех людей, что помогал или помогали вам в ваших гнусных делах? — все это было произнесено такой интонацией, будто диктор предвкушал самую умопомрачительную сенсацию.

Быстрый ответ не последовал. Даже морально уничтоженный Ипполит, готовясь выполнить четкое указание своих кукловодов, не смог не запнуться, когда речь зашла обо мне. Дополнял всю эту трогательную картину один небольшой элемент — выражение лица доктора было таковым, будто он вот-вот разразится тихим плачем, и при этом не одна мышца на его лице не сократится. Говорят, что такие слезы характеры мудрецам, которым довелось встретить на своем пути непреодолимую — в том числе и при посредничестве мудрости — преграду, сулящую великое горе.

Но великолепному в своей трогательности моменту предстояло длиться совсем недолго, ибо губы героя начали свои движения:

— В преступлениях мне помогал известный актер Ид Буррый.

На этом процесс внимательного прослушивания интервью был завершен, но, покидая приют, я все же уловил пару слов обо мне и моей биографии. Этот замечательный репортаж натолкнул меня на не менее замечательную мысль — нужно приобрести телевизор. Так я смогу следить за тем, как развивается направленная против меня травля, и делать кое-какие заключения.

Интересно, а для чего вообще Ларватус устроил трансляцию этого интервью? Чтобы в мозги уродов запихать нужные мыслишки? Организовывает, так сказать, общественное давление на верхи? Бредово как-то, но попытку формировать общественное мнение все же нельзя не назвать очком в пользу судьи. Давления снизу, конечно, никакого не будет, однако, можно быть уверенным, что если поверили внизу, то рано или поздно поверят и наверху. Главное чаще об этом говорить и стараться не попадаться под горячую руку разъяренного и не менее могущественного противника. Хорошо, что у Иоанна таковой имеется, буду надеяться, что Марптон что-нибудь предпримет — как-никак это и в его интересах. Мне же остается лишь смиренно таиться на дне и наблюдать за тем, как великие мира сего решают все за меня.