Чтоб человек не вымер на земле… - Сергей Владимирович Киреев

отключился,

И как мне теперь без него?»

«А ну, веселее, наука! –

Удав ему пива плеснул, –

Занятная видится штука,

Ну прямо вообще караул!

Не где-нибудь там за морями,

А вот, посмотри, прямо тут,

Во всём этом соре и хламе,

Берёзы сквозь камни растут.

В конторах и офисах сидя,

Когда-нибудь кто из людей

Чего-то подобное видел

В работе и жизни своей?

И, сколько её ни мудохай,

Природа-то наша жива!

А значит, не так всё и плохо,

Как можно подумать сперва.

Берёз этих самых немало

Осталось несломанных тут!

Они, как ни в чём ни бывало,

Средь этих развалин растут».

…Мы вспомнили, как оно было:

В апреле, полгода назад,

Удав здесь вонзал, словно шило,

Во тьму обезумевший взгляд.

Да, было темно в этот полдень, –

И рваные россыпи туч

Казались щетиной на морде,

И воздух был сер и тягуч.

Большие бетонные глыбы

В тумане, в дыму, вдалеке

Лежали, как мёртвые рыбы

На чёрном от пепла песке.

Сразиться с открытым забралом

Удав порывался с врагом.

«Эй, где ты, Ушастый, — орал он –

Сюда! Мелкой рысью! Бегом!

Посмотрим, какой ты на деле!»

Но мир этот спал крепким сном,

И только берёзы шумели

В тот миг на ветру ледяном.

А после не раз и не два он

Рассказывал нам не спеша

Про то, как в глубокий нокдаун

Его провалилась душа.

«Деревья, и те даже могут, –

Он бил кулаком по столу, –

Сквозь тьму и разруху дорогу

И к свету найти, и к теплу!»

Они его просто сразили,

Он тихо шептал, как сквозь сон:

«Наверное, только в России

Берёзы растут сквозь бетон!»

А после он к этим берёзам

Опять приходил и опять,

Он долго там, как под гипнозом,

И час мог, и больше стоять.

И, глядя в высокое небо,

Он молча судил да рядил:

«Эх, если б у нас на земле бы

С ума бы никто не сходил,

И люди нормальными были,

И этот бы их психотип

У них отражался на рыле,

Мы многое сделать могли б –

Нормальным спокойным манером,

Без всяких скандалов и склок.

Ну вот Коля Шмаков, к примеру,

Вот он-то как раз бы и мог

С его багажом-то идейным,

Ну если уж так помечтать,

Каким-нибудь важным Эйнштейном,

Профессором логики стать!

Толян бы в кино бы снимался,

Он быстро бы стал там своим.

Поклонниц бы целая масса

Толпой бы ходила за ним.

Он в плане насчёт эпатажа

Сразил бы киношную знать

И мог бы, я думаю, даже

Алена Делона сыграть,

Который, чего-то попутав

Во внутреннем мире своём,

С привычного сбился маршрута

И начал работать ментом!

Стажёр — тот и вовсе упёртый,

Он запросто в честной борьбе

Заслуженным мастером спорта

По стендовой стал бы стрельбе!»

Сто раз это слышали все мы,

Что даже хотелось зевать,

Да он и сейчас эту тему

По новой хотел развивать.

Идеи гремели, как залпы,

Внутри, в голове у него:

«Витюха в ООН6 заседал бы.

А? Как вам оно? Ничего?

____________________________

6ООН — Организация Объединённых Наций.

Ему б заграничную визу

Поставил бы в паспорт ОВИР7:

Уж раз ты похож на маркиза,

Сиди и борись там за мир!

____________________________

7ОВИР — в советское время Отдел виз и регистраций, занимавшийся, в том числе оформлением документов на выезд за границу.

По всяческим там ассамблеям

Юлою вращайся, волчком!»

Но мы ни о чём не жалеем.

Мы пиво на брёвнышке пьём.

Отнюдь не в режиме гулянки,

А с трезвых достаточно глаз

Мы две трёхлитровые банки

Сумели прикончить за час.

Витёк мою старую песню

Исполнил про древнюю Русь,

Что живы мы все, хоть ты тресни,

Вот здесь я опять отвлекусь.

Друзья мои любят браниться,

Когда мы сидим в гараже:

«Чего это ты за границу

Никак не соскочишь уже?»

Вопросы, как острые гвозди,

Впиваются мне в мозжечок:

«Такие, как ты, для чего здесь?

Езжай за бугор, дурачок!

Башкой пораскинь. Ну чего ты

Не хочешь туда укатить?

Неужто тебе неохота

Жар-птицу за хвост ухватить?

Неужто в чужой стороне ты

На стену полезешь с тоски,

Что русских берёзок там нету,

Хоть сам себя рви на куски?»

Трудна моя в жизни дорога.

Куда ты вокруг ни взгляни,

Её ужасающе много,

Любой всевозможной …

И, значит, заламывать руки,

Покинув родные края,

По поводу горькой разлуки

С Отчизной — такому, как я,

Большущему сильному зверю

Резона особого нет.

«Я в грусть по берёзкам не верю», –

Сказал мой любимый поэт.

Но я про другие берёзы

По случаю выскажусь тут,

Про те, что в жару и в морозы

Не ведая страха, растут

На свалках, складах и промзонах

Под вой очумелых ветров,

Сквозь грязь на обломках балконов

Разрушенных старых домов,

Сквозь ржавчину и паутину,

Кирпичную крошку и пыль,

Развалины, слякоть, трясину,

Болотную чёрную гниль, –

Берёзы, которые к свету

Сквозь серую ломятся твердь.

Я вижу: им удержу нету.

Они прорастают сквозь смерть.

Немало по всяким Европам

Поездил я и полетал,

Прошёл по нехоженым тропам,

Своим там, однако, не стал.

Я там за границей психую,

Не пью ни ликёр, ни коньяк,

По белым берёзам тоскую –

По тем, что растут на камнях.

Тоскую по нашим ребятам,

С кем раньше я вместе служил,

Где каждый мне другом и братом

В те годы далёкие был.

В Нью-Йорке по Бруклину, Бронксу

Бывало, один по ночам

Гулял я, а после зарёкся,

Я даже слегка осерчал,

Что не с кем в полтретьего ночи

Стакан за здоровье махнуть, –

Не сразу, но всё же схлопочешь,

Когда про особый наш путь

Поведать случайным прохожим

С какого-то вдруг бодуна

Решишь — ведь должна же им всё же

Понравиться наша страна,

Когда не …к им какой-то

Расскажет про это, а я!

Застрелят-то вряд ли из кольта,

Но спросят: «А ты на фига

Сюда в это время припёрся?

Иди, куда шёл, у-лю-лю!»

Люблю я Нью-Йорк и нью-йоркцев,

Но Щукино8 больше люблю –

____________________________

8Щукино — район в Москве.

Безудержно, страстно и пылко.

Пусть я не какой-нибудь лорд,

Во мне есть особая жилка:

Я местный, и я