Люди полной луны - Александр Экштейн

Светлана Баландина училась в музыкальном училище по классу фортепьяно. Рядом с училищем находился радиотехнический институт и неподалеку, рукой подать, медицинское училище и факультет иностранных языков педагогического института. Центр города и студенческой жизни, перекресток сексуальных открытий, постоянное ожидание и готовность к любовным приключениям. Радостное волнение от предвкушения головокружительного интима и лихорадочное, на грани шизофрении, состояние влюбленности, которая в летнее время напоминает припадок.

Света была очаровательно-соблазнительна и соблазнительно-очаровательна одновременно. Тонкие черты юного лица, чуть затененного хрупкими мерцающими очками, придавали ему выражение некой многообещающей тайны и притягивали к себе взгляд любого и каждого мужчины города Таганрога. При виде ее молодые, и даже очень молодые, и даже совсем еще сопливые мужчины со стуком ставили на стол летнего кафе свои бутылки с пивом, переглядывались, с восхищением мотали головами и произносили озадаченно-восторженно: «Это да!… Это телка!… Это баба!…» Некоторые произносили другие слова, и даже нецензурные, но восторг их был неподдельным, а непосредственный и наивный мат выражал высшую степень признания красоты. Просто в городе Таганроге, также как в Ростове-на-Дону и остальных городах юга России, не все знают другие слова для передачи бурных внутренних эмоций сексуального оттенка, но зато все умеют увидеть и оценить.

Именно эти возгласы сопровождали каждый шаг Светы по родному городу и окутывали ее прозрачным облаком мужского восторга и желания.

Но был у Светы Баландиной один существенный, неведомый даже ей самой, недостаток. Об этом знали только родители Светы, отец-хирург и мать-онколог. Только они знали, что внутри Светы вызрела и вот-вот должна была взорваться болью и последующей за ней смертью нелепая и не оставляющая шансов болезнь — саркома, рак костного мозга и соединительных тканей. Поэтому, когда на них обрушилась весть о трагической смерти дочери, они решили, что «рога» троллейбуса сорвались не случайно, их столкнула рука Бога…

Миронов обвел свой прокурорский кабинет взглядом, встал с кресла, подошел к окну и посмотрел со второго этажа на Лермонтовский переулок. Ничего не увидев из-за пышной зелени акаций, заслонявших окно, он вздохнул и прислонился лбом к стеклу. Он вспомнил, как совсем недавно жил полнокровно и яростно, как расследовал до конца не доведенное дело об убийстве Сергея Васильева, вспомнил московский загул и Стефана Искру.

В дверь кабинета постучали.

— Войдите, — уныло согласился со стуком Миронов.

В кабинет вошел старший следователь прокуратуры по особо тяжким преступлениям Катаев.

— Что там у тебя? — уже взяв себя в руки, начальственно спросил Миронов.

— Нужно перевести из сочинского СИЗО в наше Карлушу, он мне нужен.

— Карлушу? — удивился Миронов. — Он же убийца, я его опознал в сочинской КПЗ, он под склерозника косил, а тут я… — Миронов осекся. — Зачем он тебе?

— Он мой осведомитель, — сообщил Катаев. — Хочу его в камеру к Рыжему посадить, может, что и узнает новое о хищениях в порту.

— Боюсь, это будет не так легко сделать, — озабоченно произнес Миронов и, достав из кармана портсигар с выдавленным на нем профилем Анны Ахматовой, закурил свои любимые сигареты «Наша марка».

— Они просят обмен. Мы им Алиева, того, что задержали в парке с опиумом, а они нам Карлушу.

— Так в чем же дело?

— Вот. — Катаев протянул ему заполненный бланк об этапировании подследственного Алиева в Сочи. — Ваша виза на эту бартерную сделку нужна.

Миронов расписался на бланке и поинтересовался:

— Что ты думаешь об этом выкапывателе девушек из могил?

— Этим ребята Самсонова занимаются, — скептически ответил Катаев. — На мой взгляд, все дело в эстетике, в психическом заболевании и в гипертрофированном чувстве справедливости. Я думаю, что занимается этим человек, имеющий какое-то отношение к творчеству.

— Интересно, — вяло произнес Миронов. — На такое действительно только Вагнер и отважится, надо все-таки съездить на место преступления, они еще там?

— Да, — кивнул головой Катаев и вышел из кабинета.

Миронов снова подошел к окну, прислонился лбом к стеклу и, вновь улыбаясь самому себе, лицемерно подумал: «Как все-таки скучно быть начальником…»

Не высказав своей идеи об установлении автомобильной звуковой сигнализации возле свежих захоронений Самсонову, Слава Савоев не смог о ней умолчать в присутствии Игоря Баркалова.

— Представляешь, как гуданет в двенадцать ночи среди могил, и, можешь не сомневаться, сразу двух зайцев убьем.

— Зайцев? — флегматично поинтересовался Игорь.

— Да, двух! — восторженно подтвердил Савоев, не обращая внимания на флегматичную отстраненность Игоря от его рационализаторского предложения.

— А почему не лисиц, чернобурок, например? — продолжал поддерживать разговор Игорь, думая о чем-то своем, не связанном с системой сигнализации на кладбище.

— Лисиц? — скептически переспросил Савоев, с подозрением глядя на задумавшегося Игоря.

— В смысле? — наконец-то очнулся Игорь и с некоторой оторопью взглянул на Савоева. — Какие лисицы, Слава, что ты ко мне прицепился? — накинулся он на оперуполномоченного. — О деле надо думать, а не о воротниках для своих любовниц.

— Вот именно, о деле! — вспыхнул возмутившийся Слава и, остановив направляющегося к оперативной машине Степу, сообщил ему, кивая в сторону Игоря Баркалова: — Одна чернобурка на уме у парня.

— Что? — не понял Степа, с недоумением глядя на Савоева.

— Чернобурка, — объяснил ему Слава и, заметив подъехавшую «Волгу» Миронова, сообщил: — Прокурор приехал, одним словом…

Увидев выходящего из черной «Волги» Миронова, Самсонов оглядел свой костюм и подумал: «Интеллигенция нагрянула».

Не обращая внимания на прокурора, он подозвал к себе Степу, Игоря и Славу, оглядел их и задал нетрадиционный вопрос:

— Как вы думаете, Миронов в этом деле не может быть замешанным?

Сыщики переглянулись между собой и чуть не хором ответили:

— Может.

— О чем это вы? — вежливо спросил Миронов, подходя к Самсонову. Ермаков крутился возле криминалистов-экспертов и не подошел вместе с ним.

— О судьбе, — вяло и слегка грустно ответил Самсонов, указывая на место, где недавно лежало тело Светы Баландиной, уже увезенное в ставший для него привычным морг. — Есть что-то в этих выкапываниях вызывающее, какая-то театральная подоплека и крик души, эдакий поэтический вызов…

Миронов, продолжая стоять в позе идиота, с силой захлопнул портсигар и прищемил себе палец, что в какой-то мере повлияло на выражение его лица. Оно стало более осмысленным.

— А девчонка красавица была! — заметил Ермаков.