Маруся. Столичные игры - Галина Гончарова

– Был друг?

– Он умер. Маша сказала, что он прожил не самую счастливую жизнь, но всегда старался поступать по справедливости. И честь не опозорил.

– Понятно. Что ж, хорошее имя. Ты на нее обиделся?

– Я ее готов был убить, – честно сознался Благовещенский. – Вот просто – прикончить! Это ж надо! Мой ребенок – и мне ничего не сказали! Ладно бы она меня не знала, не доверяла мне… ведь не доверяет, верно?

– Стоп-стоп-стоп. Не гони. Давай выпей еще шоколада, а там и дальше будем разбираться.

Саша повиновался.

– Ты тоже был обижен на мать?

Как-то раньше он об этом отца не спрашивал. Ни к чему было. Или и так все было ясно? Если б обиделся – не взял бы в свой дом, не признал сына, не… А вот сейчас…

Привычная картина мира дрогнула, нарушилась.

Виктор Николаевич покачал головой. Медленно сделал глоток шоколада и аж прижмурился от удовольствия. Хорошо…

А потом еще и кусочек лимона утащил. Посыпанного кофе и сахаром. И улыбнулся сыну.

– Никогда не обижался.

– На мать?

– Вообще.

Саша удивленно посмотрел на отца.

– Непродуктивная эмоция, – пояснил патриарх семейства Благовещенских. – Надо понять человека, вот и все. А дальше, если ты его понял, ты либо принимаешь его таким, какой он есть, либо выкидываешь из круга близких, либо начинаешь обращаться как с треснутой чашкой – не жди слишком многого, скоро вообще расколется.

– То есть?

– Армия плохо на тебя подействовала, сынок. У тебя остались либо свои – либо чужие. А мир не состоит из двух цветов, он многогранный и разноцветный.

Саша вздохнул. И отец без труда прочитал на его лице тоску от философии. Ладно же, будем более конкретны.

Дети есть дети, хоть им сорок, хоть им восемьдесят. Хоть они маги, хоть генералы. И задача родителей – всегда, в любом возрасте, помочь детям справиться с теми проблемами, которые они сами почему-то не одолевают. Либо не видят, либо не понимают, что надо увидеть.

Ну ничего, сейчас он сыну покажет, куда бить, а дальше парень и сам разберется.

Что поделать, дети…

Не потому, что глупые, или маленькие, или еще какие, нет. Но человек живет на планете Земля и не чувствует ее движения. Вращение Земли хорошо заметно с Марса, к примеру. Саша сейчас такой землянин. Он внутри этой проблемы, он эмоционально вовлечен в нее и потерял способность мыслить абстрактно. И кто бы его за это упрекнул? А Виктор Николаевич смотрит со стороны. И готов подсказать сыну то, что тот пока еще не заметил.

– Что двигало твоей матерью? Любопытство, сострадание, желание помочь, влюбленность – не любовь. Гремучая, в совокупности, смесь, но не из тех, что горит долго. Полыхнет, прогорит, погаснет. Даже поженись она с этим Храмовым – все равно закончилось бы плохо.

– Разве?

– Конечно. Разные люди, разные миры. Дочь купца и аристократ… нет, добром бы это не кончилось.

– Допустим.

– Любила она его? Нет. Любила она меня? Нет. Мог я это исправить? Безусловно. И нужно было лишь уделить побольше внимания и принять тебя как своего сына. И все у нас прекрасно получилось, сам знаешь.

Саша знал.

Более счастливой семьи, чем свои родители, он не видел. Не напоказ, а внутренне, искренне счастливых. И лишь сейчас он понимал, сколько усилий для этого потребовалось приложить родителям. Когда сам носом об забор налетишь, оно так доходчиво получается!

– А что надо мне?

– Давай сначала определимся с поступками твоей… Маши.

– Допустим.

– Я распорядился навести справки, еще когда ты мне рассказал о ней. Итак, Горская Мария Ивановна. До определенного момента обычная аристократка, ничего особенного, маг земли с непроявленным даром, послушная дочь – серая мышь. Дальше интереснее. Отец решает выдать ее замуж за Демидова, ты в курсе истории, не так ли?

– Да.

– С княжной происходит несчастный случай. И после этого она меняется. Словно бы пропадает послушная дочь, она сбегает из дома, как теперь понятно, объявляется в Березовском и живет там под именем мещанки Марии Синютиной.

– Да.

– Саша, ты не задумывался, что жизнь – не роман? Это там то баба мужиком переоденется, то мужик – бабой, то дворянин – крестьянином.

– И?

– В жизни так не получится. Ты мне поверь, чтобы княжна могла жить как мещанка… это практически нереально. А Мария Синютина еще и приобретает в собственность кусок земли…

– Лощину.

– Да. Занимается хозяйством… чтобы так поступить, надо иметь серьезный стержень. И цель.

– Я не задумывался.

– Ты восхищался, – припечатал отец. – А теперь подумай, что может быть целью девушки в таком случае?

Долго думать Александру не пришлось. У него перед глазами была мать, были сестры…

– Независимость.

– Возможность самостоятельно распоряжаться своей судьбой, верно. Это ей не удается, ей приходится, как я понимаю, выйти замуж.

– Приходится?

– Саша, а ты сам подумай? Какой муж подложит свою жену под другого мужчину, если ее искренне любит? Это не браке говорит, о сделке.

– Тоже верно.

– Во-от. Они получают каждый свое, но, полагаю, стремление к независимости у Марии Ивановны проявляется еще ярче.

Благовещенский-младший почувствовал себя идиотом.

– Я об этом так не думал.

– Тебе никто не запрещает подумать, – хмыкнул отец. И долил горячего шоколада.

Терпкая тягучая сладость прояснила мозги.

– Отец, я дурак?

– Но не круглый, раз уж ты это осознаешь, – поддел Виктор Николаевич великовозрастного сына. И принялся загибать пальцы дальше. – Почему на тебя пал выбор Храмова – понятно. Ты его сын.

– Я твой сын.

– Полагаю, Храмов об этом не догадывался, – глаза «стального колобка» смеялись, и Саша улыбнулся в ответ.

– Это стало бы для него немалым сюрпризом.

– Верно. А как княжна должна на тебя смотреть? Ты его сын.

Александр передернулся.

– Не подумал.

– Так подумай, сынок, подумай. Оно полезно. – Отец улыбался вовсе уж лукаво. – А насчет сына – что должна была тебе сказать девушка?

– Эм-м-м…

– Мы встречались в борделе, мой муж меня под тебя подложил, вот результат встречи?

– Ты затем меня и утащил, чтобы я дров не наломал?

– Примерно так. Посиди пока дома, сынок, а с твоей… кем?