Братство талисмана - Клиффорд Саймак

– Я признаю твою верность, – ответил Данкен, – хотя и не понимаю ее причин. Кажется, я ничем не заслужил такой преданности.

– Вы однажды сказали, что если я хочу присоединиться к вам, то вы не видите, каким образом могли бы мне помешать. Разумеется, вы не хотели обидеть меня, но эти слова никак не дают мне покоя.

– А что еще я мог тебе сказать? – спросил Данкен. – Что приглашаю тебя с нами? Получилось бы, что я солгал, а ложь не по мне. Однако, раз уж мы заговорили об этом, знай, я рад, что ты с нами.

– Правда, сэр?

– Чистая правда.

– Что ж, – проговорил Призрак, – вот мне и полегчало. Как по-вашему, сэр, когда мы прибудем в Оксенфорд? Мне не терпится задать свои вопросы одному из ученых докторов.

– С той скоростью, с какой мы двигаемся, нам туда не попасть вообще.

– Вы шутите, сэр?

– Пожалуй. Рано или поздно мы доберемся до Оксенфорда.

«Доберемся ли?» – подумал Данкен. Они прошли пока всего ничего, а епископ Уайз, должно быть, с каждым днем становится все слабее; вполне вероятно, что он умрет прежде, чем манускрипт попадет к нему в руки. И что тогда? Со смертью епископа путешествие в Оксенфорд потеряет всякий смысл. Жаль, что они не знают местоположения Орды. По всей видимости, Злыдни обретаются где-то на севере Британии; может статься, творят ритуалы омолаживания. Очевидно, так и есть, продолжал мысленно рассуждать юноша, ведь не зря же Пустошь протянулась от моря до моря, перекрывая доступ туда, где совершаются таинственные обряды. Может быть, все задержки на пути связаны с тем, что некий Данкен Стэндиш со своими товарищами направляется прямиком в запретные места? Выяснить бы наверняка... Если бы догадка вдруг подтвердилась, они бы свернули в сторону, чтобы не дразнить Злыдней, а заодно – избежать лишних неприятностей.

Данкен принялся вспоминать, что случилось по дороге, надеясь натолкнуться на какой-нибудь оставленный без внимания факт, который позволит определиться с тем, как быть дальше. Естественно, он не мог не вернуться в мыслях к Диане и ее грифону. Напрасно он твердил себе, что встреча с нею была совершенно случайной. Память упорно возвращала юношу к событиям на огороде возле церкви. Он попытался вообразить Диану, однако быстро обнаружил, что помнит лишь топор, который она держала в руках, и грифона, на котором сидела. Какого цвета были ее волосы? А глаза? Забыл, все забыл, даже черты лица. Он неожиданно сообразил, что думал о Диане с того самого дня, как они встретились и расстались. Это произошло совсем недавно; тем не менее Данкену почему-то казалось, что миновала чуть ли не целая вечность. И чем только она его приворожила, что он постоянно думает о ней, хоть и забыл, как она выглядит?

– Милорд, – проговорил Конрад, – над болотом поднимается туман. Похоже, нам придется глядеть в оба.

Он не преувеличивал. На полоску сухой земли между болотом и холмами надвигалась белесая пелена. Издалека, слегка приглушенный туманом, по-прежнему доносился скорбный стон. Невидимые плакальщицы продолжали оплакивать мир.

Они достигли прохода ближе к вечеру, когда солнце уже окрасило небо в багровые тона. Проход представлял собой узкую расщелину, что рассекала пополам высокий холм. Впечатление было такое, будто ее прорубил в незапамятные времена некий великан, забавлявшийся со своим тяжелым клинком. На расстоянии нескольких шагов в глубь от горловины землю устилал толстым слоем песок, наметенный ветром с болота. На нем четко отпечатались следы человеческих ног и лошадиных копыт, оставленные, должно быть, шайкой Потрошителя. Однако дальше начинался камень. На первых порах дно прохода было ровным и гладким, а затем его загромождали валуны, что сорвались, вероятно, много лет назад с каменистой кручи. В проходе не было и намека на растительность: ни травинок, что пробивались бы сквозь камень, ни кустов, ни карликовых деревьев, прилепившихся к отвесным стенам, между которыми гулял ветер. Он то пронзительно завывал, то возвышал голос до рева, то понижал до зловещего шепота.

Путники, не сговариваясь, выстроились в том порядке, какой представлялся наиболее разумным. Впереди, стараясь, впрочем, не слишком отдаляться от Конрада, бежал Крошка, далее шагал сам Конрад, за ним двигались отшельник с Красоткой – проход был столь узок, что им зачастую приходилось идти не рядом, а друг за другом. Затем шел Данкен, за которым следовал Дэниел. Мэг сидела в седле, крепко вцепившись в гриву коня на случай, если Дэниел вдруг оступится.

В расщелине царил полумрак. Солнце проникало в нее лишь тогда, когда оказывалось точно сверху, а так оно освещало только верхушки стен, не достигая дна, где привольно раскинулась тьма. Данкену чудилось, будто они ступили в колодец, отделенный от остального мира непроницаемой перегородкой. Однако эта отделенность отнюдь не служила залогом безопасности: проход запросто мог оказаться ловушкой.

Юноша осознал, что привычный порядок передвижения, который целиком и полностью годился для открытой местности, здесь не подходит. Если бы Дэниелу было где развернуться, возможность нападения с тыла не вызывала бы ни малейших опасений. А так... Данкен остановился и прижался к стене, пропуская коня, но тот заупрямился, и юноше пришлось подогнать его. Наконец Дэниел понял, в чем дело, и протиснулся мимо хозяина. Теперь отряд был защищен и спереди, и сзади.

– Поглядывай вперед, матушка, – сказал Данкен Мэг. – Если что, сразу предупреди меня.

Над головами завывал ветер. Если не считать этого воя, тишину нарушало лишь цоканье копыт Дэниела и Красотки. Данкен ощупал кошелек, который вновь висел у него на поясе, погладил проступающий под тканью манускрипт. Когда он переместил ладонь чуть ниже, пальцы его наткнулись на твердый предмет – амулет Вульферта, извлеченный из кармана мертвого Потрошителя. Данкен ощутил прилив уверенности. Нечто выручало их во всех неприятностях, нечто такое, что невозможно объяснить случайным стечением обстоятельств. Неужели амулет? Неужели он, пролежав столько лет в гробнице Вульферта, не утратил своих волшебных свойств? Даже наоборот, обрел дополнительную силу, словно бренди, которое чем выдержаннее, тем приятнее на вкус? Какая разница? Главное, что амулет вернулся к нему, сказал себе Данкен.

Проходу, похоже, не предвиделось конца. Ну да, они движутся медленно, однако идут уже достаточно долго. Вон на сколько передвинулась тень на верхушке стены! Что там говорил Шнырки? Миль пять или около того? Впрочем, Эндрю утверждает, что гоблину нельзя верить. Так или иначе, если Шнырки ничего не напутал, они давно должны были хотя бы увидеть просвет, означавший близость равнины. На мгновение Данкену представилось, что проход заколдован, а потому будет тянуться бесконечно, однако он поспешно отогнал эту мысль и тут почувствовал, что с ветром творится что-то странное: заунывный вой перешел, казалось, в стон, слетавший с уст тех, кого осудили на вечное проклятие. Затем ветер утих, и в проходе стало необыкновенно тихо. Тишина была грознее и ужаснее завываний и душераздирающих стонов. Звонкое цоканье копыт напоминало рокот барабана, под который путники маршировали навстречу неведомой судьбе.