Прощание на Поцелуевом мосту - Екатерина Островская

Он опустился на колени и тут же упал на бок, не пытаясь даже смягчить падение выставленной рукой. Последнее, что полковник Кожемякин увидел: высокий мужчина в куртке с капюшоном удаляется, припадая на левую ногу.

Утро выдалось хмурым. Солнца не было, шел дождь – не дождь даже, а нудная противная морось, налипающая на стекла.

Евдокимов завтракал, когда позвонил дежурный по управлению:

– Товарищ полковник, простите, что беспокою вас так рано, но я машину за вами уже отправил. У нас тут неприятное происшествие.

– Так у нас каждый день что-то случается неприятное. Что на этот раз?

– Вернее, не у нас, а…

– Говори, что случилось! – заволновался Евдокимов.

– Вчера вечером неподалеку от своего дома был убит полковник ФСБ Кожемякин. Они, конечно, сами займутся расследованием – ведь их сотрудник погиб. Но…

– Как он погиб? – перебил Евдокимов.

– Заточкой прямо в сердце. Его обнаружили быстро, позвонили в полицию, оттуда нам, а я уж оперативному дежурному ФСБ сообщил. Они дело сразу забрали.

– А мой номер трудно было набрать? – сердито спросил Евдокимов.

– Так уже за полночь было… – растерялся дежурный. – И понятно было, что дело нам не отдадут.

– Я поеду сразу к ним. Посмотрю на заточку, я по колюще-режущим неплохой специалист.

Евдокимов сбросил звонок и отодвинул от себя тарелку.

– Что-то случилось? – спросила Рита.

– Очередное убийство.

– И ты что, хочешь опять сам? У тебя же подчиненные есть.

Иван Васильевич подумал, стоит ли рассказывать жене. Но ведь она все равно узнает. И вздохнув, признался:

– Ночью убили Сергея Константиновича Кожемякина, того, что вчера был у нас.

– Ой! – еле слышно выдохнула Рита. – Он еще уходя сказал, что у него все в прошлом… Смеялся даже. Веселый человек был?

– Он был полковником ФСБ.

Полковник Евдокимов не хотел смотреть на тело, но потом все же решился. Взглянул и понял все сразу.

– Опытный человек этот убийца, – сказал он сопровождающему его офицеру. – С одного удара – прямо в сердце. Скорее всего, он убивал таким способом не раз и не два. Другой бы для верности еще пару раз ткнул заточкой, а этот точно знал, что не будет ни криков, ни сопротивления. И, судя по ране, он был на голову выше Сергея Константиновича. Наносил удар ни сверху, ни снизу, а держа заточку чуть выше своей поясницы, просто выбросил вперед руку. Сильный физически человек. Я попрошу подчиненных посмотреть прежние дела, может, похожий способ убийства встречался. Что говорят свидетели?

– Никто никого не заметил, – вздохнул сопровождающий. – Может, и видели убийцу, но не обратили внимания. Никто не бежал, шума борьбы или криков никто не слышал.

Заточку Иван Васильевич рассматривал долго и внимательно.

– Изготовлена из рашпиля, лезвие обтачивалось долго и на станке, но засечка все равно видна. Рукоятка из рога оленя, скорее всего марала. Вряд ли заточка изготавливалась на зоне, но это не факт, хотя лезвие длинное, больше двадцати сантиметров, – на зоне такую приблуду при себе носить не будешь, а прятать подальше от руки смысла нет. Вообще, этот ферзь сделан с большой любовью. Похоже на то, что кому-то был преподнесен в подарок, с такой любовью сделана рукоятка. Могу предположить, что изделие из тех краев, где маралов много и достать рога не проблема. Кто-то не на зоне, а скорее всего на поселении или расконвоированный, которого отправили на работу в какой-нибудь цех за пределами зоны, потому что хороший специалист. Может, мастерит он эти заточки как сувениры, по заказу кого-нибудь из администрации колонии, или как оружие для авторитетных зэков. Мой совет: сделайте снимок заточки и отправьте рассылку по исправительно-трудовым колониям. Думаю, день-два и информация у вас будет. По крайней мере, имя мастера узнаете. Только вот он точно рта не раскроет. Но если убийство Сергея Константиновича связано с делом Иноземцева, я склонен думать, что нас опять направляют по ложном следу.

После посещения морга Евдокимов вернулся в Следственное управление ФСБ и беседовал с двумя сотрудниками. Оба слушали его внимательно, один даже делал пометки в своем блокноте. Сотрудники были до неприятности аккуратны в одежде и в движениях. Лет им было не так уж и много, вряд ли больше сорока, они были ухоженные и вальяжные. Когда Иван Васильевич замолчал, тот, что делал пометки, спросил почти равнодушно:

– Кожемякин вчера вам звонил. О чем вы говорили?

– Он хотел встретиться, и я назначил встречу у себя дома.

– Встреча состоялась?

– Встретились, разумеется. В начале девятого. А около десяти он сразу уехал домой.

– Вы что-нибудь употребляли? Я имею в виду спиртное.

– Выпили по стопке водки. Граммов по тридцать. Обычно я не доливаю до краев, а потому могу предположить, что Сергей Константинович выпил около двадцати пяти хорошо очищенного продукта, что при массе его тела, около восьмидесяти пяти – восьмидесяти восьми килограммов, помывочнойне доза.

– О чем вы с ним говорили?

– Об убийстве Иноземцева.

– Кожемякин вам что-то рассказывал о ходе собственного расследования? – нахмурился фээсбэшник.

– Нет, он больше слушал меня. Хотел узнать, к какому выводу пришли мои специалисты.

– И что вы сказали ему?

– Сказал, что считаю расследование завершенным, дело можно передавать в суд. А он советовал не торопиться, ведь по закону полагается два месяца.

– Мы знаем, сколько полагается…

– Если вы знаете, то зачем мне вопросы задаете? Я, например, считаю, что можно держать Афонина и Семочкина в камерах следственного изолятора сколько угодно. А вдруг суд посчитает нужным переквалифицировать их статью на статью двести пять точка шесть, то есть несообщение о готовящемся преступлении, и получат они в худшем случае условный срок? А потом потребуют компенсацию за наказание, несоизмеримое с их проступком. Типа того, что до суда лишили их свободы.

– Никто ничего им не переквалифицирует. Получат они за соучастие в убийстве. А может, даже получат и за подготовку к террористическому акту, если суд посчитает убийство политического деятеля террористическим актом, совершенным в целях дестабилизации деятельности органов власти или международных организаций. А это не двести пятая точка шесть, как вы изволили выразиться, а самая что ни на есть двести пятая – террористический акт. Минимальный срок заключения – пять лет, если вы не забыли.

– Прекрасно помню. – Иван Васильевич поднялся: – Ладно, я поеду к себе, работы много. Сообщите мне, пожалуйста, когда будут похороны. Приду проститься с честным человеком.

– Погодите, – остановил его один из фээсбэшников. – Вы так и не сказали, что вам сообщил вчера полковник Кожемякин.