Лежу на полу, вся в крови - Йенни Йегерфельд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я была вылитым Гитлером!
Оно и понятно. Если у Джастина волосы, как у Гитлера, а у меня такая же прическа, вывод напрашивается сам собой.
Теперь у меня дебильная стрижка под Гитлера.
Scheisse!
Не все в порядке с головой?
Во вторник утром я проснулась от ярко-желтых солнечных лучей, которые били в окно, согревая мое лицо: накануне я забыла опустить шторы. Я потянулась, как кошка, и, не вставая с постели, включила компьютер, стоявший на прикроватной тумбочке. С тех пор как я вернулась домой в воскресенье, я проверяла и свою, и папину почту минимум раз тридцать. В понедельник я даже выходила в Интернет с мобильного телефона во время уроков. Чтобы что-то узнать. Что-то найти. Правду, наверное. Однако писем до сих пор не было.
Пока на экране медленно загружались иконки, я потрогала свою грудь, пытаясь почувствовать то же, что чувствовал Джастин. Белая, как у английской девственницы, мягкая и манящая, как свежий зефир. Почему же тогда он не звонит?
Его тело поверх моего, его тяжесть на моей груди, животе, ногах. Рыжая челка, ледяные синие глаза, веснушки золотыми брызгами на переносице. Его горячие руки на моем теле, его язык у меня во рту, стук его ботинок, сброшенных на лестницу…
От воспоминаний у меня разгорелось лицо, и кровь прилила к щекам. Я обняла одеяло и с закрытыми глазами упала обратно на подушку. Безуспешно попыталась вызвать в памяти его лицо. Вместо этого у меня перед глазами мелькали детали: длинная челка, светлые ресницы, голубые глаза — в единое целое все это не соединялось. Разве не странно, что лицо человека может так быстро исчезнуть? Ведь я же видела его всего два дня назад.
Я села в кровати, пододвинула к себе компьютер и открыла папину почту. Ничего нового от мамы. Большой палец болел просто адски, так что я вытащила таблетку из упаковки на ночном столике. Взглянула на повязку, на которой к следам от пива, крови и земли добавились черные разводы краски для волос. Подумала, что пора бы ее сменить, и тут меня как обухом по голове огрело: повторное обследование! Я же пропустила вчера обследование! Блин. Совершенно о нем забыла. Я простонала и ударила себя по лбу, на что рана незамедлительно отозвалась волной боли. Господи, ну я и дура. Что же я за человек такой!..
С другой стороны, вряд ли за это время могло случиться что-то непоправимое. Нужно просто позвонить и заново записаться на прием.
Я снова сосредоточила внимание на компьютере и начала пролистывать входящие в папином ящике. Просмотрела несколько занудных писем от коллег из какой-то журналистской ассоциации, в которую он входил, и исполненное трагизма сообщение с «Фейсбука» под заголовком «Что случилось???!!!???!!!» от идиотки Дениз, в котором она писала, что совершенно не понимает, что происходит, и клялась, что он больше не услышит от нее ни слова, если только сможет не покривив душой сказать, что никогда не испытывал по отношению к ней по меньшей мере «примитивного плотского влечения». Какая запредельно мерзкая баба. Сообщение я удалила.
Принялась листать письма дальше. Сначала за апрель, потом более ранние. За март и февраль.
И вдруг.
Ее имя будто сверкнуло среди других.
Яна Мюллер.
У меня из легких разом вышел весь воздух, так что дышать стало тяжело. Как же я могла это письмо пропустить? Отправлено с ее обычного рабочего адреса 26 февраля. Я опасливо открыла его, будто это бомба, которая того и гляди взорвется.
Привет, Юнас.
Я знаю, ты считаешь меня излишне прямолинейной, но иначе я не умею. Так что вот.
Я уже некоторое время наблюдаюсь у психиатра по поводу определенных проблем, наличие которых я осознала и которые проявляются в первую очередь в общении с другими людьми. Ты наверняка понимаешь, что я имею в виду.
Я была на первом приеме в октябре прошлого года. После нескольких консультаций — на мой взгляд, слишком немногочисленных — мой психиатр, доктор Эвальд Руус, предложил провести необходимые тесты, чтобы проверить, достаточно ли мои проблемы серьезны для постановки диагноза. У них есть определенные подозрения, которые я не хочу озвучивать, пока они окончательно не подтверждены. Если не вдаваться в подробности, речь идет о нарушениях социальных функций, другими словами, о проблемах в социальном взаимодействии.
На протяжении последнего полугода я работала с доктором Руусом, в результате чего он получил довольно подробное представление о моих проблемах, кроме того, я побывала на нескольких консультациях у психолога, где прошла ряд тестов, а также у эрготерапевта. Теперь подошла очередь провести так называемую беседу с родственником пациента. Как ты сам понимаешь, я вряд ли смогла бы уговорить родителей приехать в Швецию из Ганновера для того, чтобы в этом поучаствовать, даже если бы очень этого хотела, а я совсем не хочу. Майя — тоже не вариант, это абсолютно исключено. Я не хочу ее во все это втягивать и надеюсь, что ты с уважением отнесешься к моей просьбе ничего ей об этом не рассказывать.
Тебя, конечно, больше нельзя назвать родственником, но я тем не менее считаю, что ты — именно тот человек, который знает меня лучше всех, несмотря на то, что мы сейчас практически не общаемся. Кроме того, я, к сожалению, незначительно изменилась за последние тринадцать-четырнадцать лет. В общем, я думаю, что ты сможешь нарисовать правдивую картину того, какая я на самом деле. Каковы мои слабые и сильные (я надеюсь, есть и такие) стороны. Так что я хочу спросить, согласен ли ты выступить в роли родственника, который поговорит с моим лечащим врачом?
Я подняла глаза от экрана, чувствуя себя так, как будто кто-то впрыснул мне под кожу холодной воды. Леденящее ощущение, пронзающее насквозь. «Бес. с род.» Беседа с родственником.
Ладно. Это я поняла. Но:
Диагноз?
Психиатр?
Психолог?
Мама больна? У мамы не все в порядке с головой?
Тебе тоже одиноко?
Когда я пришла в школу — в кои-то веки с опозданием аж на двадцать минут, — на моем шкафчике лежал какой-то сверток. В нем оказались окровавленная футболка Вальтера и записка, гласившая:
Художественная мастерская будет открыта с 17:00 и примерно до 21:00, когда я зайду ее закрыть. Если тебе нужна помощь, позвони, я все время буду в школе. Механическая мастерская тоже открыта — на случай если тебе понадобится наждачная бумага и т. п.
В самом низу Вальтер пририсовал стрелку, так что я перевернула записку и прочла:
НО! Ни в коем случае не трогай ничего электрического — электродрель, электропилу и т. д. Не столько потому, что я боюсь, что ты отрежешь себе еще что-нибудь, сколько из-за такого пустяка, как угроза моего увольнения.
Я сунула пакет в свою сумку, выпустив из него воздух, и до меня донесся слабый запах густого и сладкого одеколона Вальтера. Почему он так обо мне заботится?
