Нелады со звездами - Венди Хоулден

— Есть.

— О. — Лицо Оливье выразило изумление, насколько это только позволял лоб, подозрительно лишенный морщин.

У Белинды мелькнула мысль, не сделал ли он себе пластическую операцию.

— Вы хотите сказать, — добавил управляющий, осененный внезапной догадкой, — утюг не работает?

— Работает.

— Так в чем же дело?

— А дело вот в чем, — раздельно произнесла блондинка. — Ни утюга, ни доски. Не должно быть. В номере. Шампань Ди-Вайн. Никогда. Не гладит сама свои вещи. Мисс Ди-Вайн оскорблена. Намеком на то. Что она может это делать. Мисс Ди-Вайн. Очень. Расстроена. Случившимся.

Белинда лихорадочно пыталась запомнить этот разговор дословно. «Вместо того, чтобы бездумно прожигать жизнь, я спрашиваю себя: «Чему это меня учит?» Значит, духовное перерождение Шампань Ди-Вайн оказалось далеко не таким полным, как она утверждает?

— Мадам, — испуганно зашептал Оливье, — мы и так пошли мадемуазель Ди-Вайн на небывалые уступки. Мы заменили в ее номере ковер на березовые половицы, чтобы утром, когда она занимается йогой, солнечные лучи отражались от натурального дерева. Мы обставили номер белой мебелью. Мы попросили соседнюю церковь не звонить в колокола, дабы не мешать Мадемуазель Ди-Вайн достигнуть духовной гармонии…

— Да, — оборвала его пресс-атташе. — Все было хорошо до тех пор, пока утром в номер не принесли креветки. Оказавшиеся, вопреки четкому указанию, не одинакового размера…

— Сегодня утром, — огрызнулся Оливье, — шеф-повар вынужден был готовить для мадемуазель Ди-Вайн четыре различных завтрака, так как никто из ее окружения не мог сказать, что она будет есть. А потом разразился скандал, поскольку молоко оказалось недостаточно горячим.

— …А шампанское не той марки…

Пальцы Белинды так и чесались схватить ручку. С каждой минутой все это выглядело все менее и менее духовным. Быть может, интервью с Шампань Ди-Вайн окажется не таким скучным, как она боялась.

— Затем нам пришлось переселить других гостей на соседний этаж, так как координатор мадемуазель Ди-Вайн по вопросам среды обитания попросил отключить кондиционеры.

Прежде чем Бренди успела что-либо ответить, Белинда протянула руку, обворожительно улыбаясь:

— Мы с вами уже говорили. Я Белинда Блэк из «Светила». Мы договорились о том, что я возьму у мисс Ди-Вайн интервью.

Бренди бросила на нее холодный взгляд из-под полуопущенных век.

— Так какого черта вы заставляете себя ждать?

Наверное, впервые в жизни Белинда настолько опешила, что не нашлась, что ответить.

Пока они поднимались в номер «Триша Йейтс», Бренди не сказала ни слова. Из рекламного проспекта Белинда узнала, что стеклянные стены лифта меняют цвет в соответствии с настроением тех, кто в нем едет. Она вспомнила некоторые цвета: черный для плохого настроения, желтый для счастья, красный для порочных мыслей. Белинде стало не по себе, когда она увидела рядом с Бренди ожидаемую черноту грозового неба, в то время как с ее стороны лифт, точно интерпретировав отношение к предстоящему интервью, подозрительно алел. Всю дорогу она старалась как могла прикрыть стену собой и облегченно вздохнула лишь тогда, когда лифт остановился на нужном этаже.

— Белинда Блок, — объявила Бренди, открывая похожую на тюремную дверь напротив лифта.

— Блэк! — раздраженно поправила ее Белинда.

У нее тотчас же заслезились глаза от мощного жасминового аромата, который, как цунами, выплеснулся из открывшейся двери и отбросил ее назад. Белинда заморгала, ослепленная ярким солнечным светом, отражающимся от огромного белого дивана и светлого дерева паркета. Внутри все было настолько бесцветным, что она не сразу смогла разглядеть обитателей. Лишь когда ее глаза привыкли к яркому свету, Белинда различила что-то похожее на сияющую фигуру, облаченную во все белое, сидящую посреди комнаты на сверкающем полу.

Шампань Ди-Вайн, однако, не просто сидела. Ее тонкие, изящные руки были сцеплены друг с другом, а длинная нога в белой штанине, закинутая через локоть на шею, покоилась на плече. Такая поза показалась Белинде чрезвычайно неудобной, однако на лице Шампань было написано безмятежное спокойствие. Глаза у нее были закрыты, а на устах витала блаженная улыбка.

При мысли о том, насколько безукоризненно красива Шампань, пусть и застывшая в нелепой позе, у Белинды к горлу подступила тошнота ревности. Тело Шампань было стройным и гибким, как у танцовщицы, за исключением знаменитого пышного бюста, на целый размер превосходившего то, чем могла похвастаться Белинда, и державшегося без видимых вспомогательных приспособлений. Поразительно упругая грудь поднималась над узкой грудной клеткой двумя футбольными мячами. На Шампань были мешковатые белые борцовские брюки и обтягивающая белая куртка, с трудом вмещавшая грудь и заканчивающаяся на добрых двенадцать дюймов выше талии, открывая акры загорелого мускулистого брюшного пресса и плоский пупок, проткнутый серебряной серьгой.

Пальцы рук были унизаны кольцами — затейливыми серебряными и другими, своим ослепительным блеском намекающими на то, что в деле возвращения добра миру существуют весьма строгие ограничения. Маленькие серебряные колечки были у Шампань и на пальцах ног. Ее белые, как лед, волосы низвергались светлыми струями на плечи, а лицо обладало совершенной красотой — кремовая кожа, высокие скулы, правильный овал без острых углов, ни одной морщинки или пятнышка — если не считать небольшого алмаза, сверкающего между бровями. Одним словом, Шампань обладала той внешностью, которая, по мнению Белинды, достигалась только после долгого ретуширования на компьютере. Что хуже, ее красота выглядела естественной и, судя по всему, давалась Шампань без каких-либо усилий. По крайней мере, на расстоянии ее лицо казалось девственно лишенным косметики.

— Проходите и садитесь, — проскрежетала Бренди. — У вас есть десять минут.

Десять минут! А обещали сорок! Вспыхнув от негодования, Белинда повернулась было к Бренди, собираясь спорить, но тотчас же передумала, увидев ее суровое лицо. Давая выход переполняющей ее ярости, она плюхнулась на диван.

— Не сюда, — прорычала Бренди. — Сюда.

Она указала на пол напротив Шампань. Белинда, не сидевшая на полу с детского сада, неуклюже опустилась вниз, зацепившись коленями в колготках-сеточках за паркет и проклиная упрямую мини-юбку, больно впившуюся в бедра. Оставалось надеяться, что ее не заставят закинуть ногу за шею.

Глаза Шампань по-прежнему были закрыты. Белинде захотелось узнать, действительно ли она поглощена изучением тайн мироздания? Или просто потеряла сознание, оглушенная невыносимым сочетанием благовоний, мерцающих по всей комнате ароматизированных свечей и запаха белых лилий, красующихся в огромных вазах на всех подоконниках?

Пытаясь совладать с перегрузкой органов чувств, Белинда лихорадочно искала, с чего бы начать разговор.

— Мисс Ди-Вайн, вы позволите спросить… Шампань, поморгав, открыла глаза. Белинда почувствовала, как за считанные секунды зрачки, зеленые и ослепительные, как лучи лазера, придирчиво оглядели ее с ног до головы. Наконец безукоризненно точеные губы изогнулись в едва заметной улыбке.