Тропик Канзаса - Кристофер Браун

Они подъехали ближе и остановились на тихой улочке в паре кварталов. Перебравшись назад, Сиг смотрел на черно-белое зернистое изображение, поступающее с беспилотника. Особняк был огромным. Комнат десять, не меньше. Участок был еще больше, наверное, три акра. На нем стояли гараж на несколько машин, конюшня, пустой бассейн и домик для прислуги.

Во дворе полно машин, снег плотно утрамбован тяжестью проехавшей по нему техники.

Шестеро заключенных в спортивных костюмах находились на дне пустого бассейна, ходили по кругу под надзором двух вооруженных охранников.

Фриц покружил над особняком минут двадцать, пока Сиг мысленно составлял план местности. Затем они посадили беспилотник и сели обедать, хотя уже пора было ужинать.

* * *

К тому времени как они закончили есть, стемнело и заметно похолодало. Фриц сказал, что это идеальные условия для запуска коптера.

Коптер был совсем не похож на вертолет. Внешне он напоминал летающий мяч, сделанный из зубочисток. Меньше баскетбольного, но больше бейсбольного. Ажурный каркас из бальзы был утыкан маленькими стекловолоконными глазами, подключенными к контроллеру размером с пачку жевательной резинки. Внутри наружного корпуса имелось шесть маленьких винтов. Шума они производили не больше, чем обыкновенный вентилятор. Как и самолет, коптер не производил впечатления машины, способной летать. Он и не летал. Скорее, он плавал в воздухе.

Дальность действия у него была небольшой, поэтому машину пришлось поставить на той же улице, где был особняк, отчего Фриц нервничал. Но все прошло гладко. Коптер поднялся в воздух и облетел вокруг дома, заглядывая в окна и проверяя, что внутри, до тех пор, пока не нашел комнату, где держали Моко.

Фриц был доволен. Он пребывал в хорошем настроении, пока Сиг не сказал, что собирается проникнуть внутрь этой же ночью.

40

Таня въехала на окраину Айова-Сити, ища надежное место, чтобы укрыться и обдумать следующие шаги. Она со страхом ждала, что в зеркале заднего вида вот-вот покажется пикап ополченцев, но машин на дороге почти не было – одни только тяжелые грузовики, следующие в противоположные концы страны. Единственной пассажирской машиной, которую заметила Таня, был ярко-желтый «Мерседес»-универсал, судя по виду, появившийся на свет раньше ее, который направлялся в ту сторону, откуда приехала она, извергая старомодные дизельные выхлопы.

Таня позвонила Берту, но тот не ответил. Она оставила опрометчивое сообщение, спрашивая, нет ли у Берта каких-либо мыслей насчет того, как организовать перевозку заключенного. Таня хотела помочь Моко, но для этого ей требовалось прежде всего защитить себя и спасти маму. Задача эта оказалась гораздо сложнее, теперь, после того как она узнала от Моко, что только что разминулась с Сигом. Сперва Лисбет, теперь вот это. Нужно остановиться и собраться с мыслями.

Таня изучала оценивающим взглядом корпоративные мотели вдоль автострады, окруженные высокими деревьями. На стоянке для дальнобойщиков она едва не превысила лимит своей кредитки, накупив предоплаченных карточек, которые можно было использовать в качестве анонимного платежного средства. По большей части подарочные карты; продавец объяснил, что одну из карт можно пополнять через банкомат.

Таня вошла было в вестибюль чистенького мотеля, стоящего на большом участке земли на некотором отдалении от шоссе, но ее испугали неприятные флюиды, исходящие от двух постояльцев, вывалившихся из бара. Поэтому она подъехала ближе к городу и решила заглянуть в «Ривер-Инн», гостиницу, показавшуюся ей опрятной, но пустой. На стоянке стояли по большей части старые машины, на которых ездят те, кто хочет держаться подальше от приспешников власти или не может себе позволить примкнуть к ним.

Ночной администратор внешне напоминал хиппующего владельца похоронного бюро, что в данном случае было хорошо. Таня заплатила за неделю вперед своей новой карточкой и назвалась вымышленным именем. «Надеюсь, вам у нас понравится, мисс Рорк».

Таня уговорила администратора дать ей угловой номер на втором этаже, подальше от лифта и рядом с пожарной лестницей, откуда открывался вид на автостраду и поля за ней.

Перед тем как разгрузить машину, Таня нашла старенький банкомат и пополнила карточку. Продукты она купила в кооперативном магазине – бутилированную воду, пачки с лапшой быстрого приготовления, что-нибудь перекусить на ночь, готовые сандвичи и айовское вино. Таня немного успокоилась, оказавшись в городе, в котором поняли, как превратить заброшенный корпоративный форпост вроде Квик-Стопа в торговый центр, предлагающий товары местного производства.

Машину она поставила за зданием, под навесом, где ее можно было заметить только в том случае, если присмотреться очень внимательно.

Таня отправила Герсон неполный отчет, затем потратила три часа на то, чтобы придумать, как отключить устройства слежения, в том числе спутниковый навигатор в машине. Майку она сказала только, что будет в разъездах, не добавив ничего определенного. Таня отправила зашифрованное сообщение Тодду, спрашивая у него, удалось ли ему получить доступ к базам данных и может ли он помочь ей подключиться к системе безопасности этой гостиницы.

Таня позвонила Одиль, но не получила ответа – даже приглашения оставить речевое сообщение.

Она посмотрела на фотографии мамы и Сига.

Выглянув в окно в поисках опасности, Таня увидела к югу от гостиницы старую антенну.

Стоящий в углу приемник был настроен на канал новостей, без звука. Только после того как Таня убедилась, что сегодня ей, наверное, ничто не угрожает, и решила отдохнуть, она попробовала переключить каналы, увидела повсюду одно и то же и только тогда вспомнила, какой сегодня день.

Годовщина. День Памяти. Минул еще год со дня гибели заложников.

Приспущенные флаги, траурная музыка и фотографии погибших. Общенациональная боль, за которую нельзя отомстить в полной мере.

Когда это случилось, Тани еще не было на свете, однако с начальной школы трагедия была центральным моментом программы патриотического воспитания. Быть может, именно поэтому она так успешно доводила людей до националистического исступления.

ПОМНИТЕ МУЧЕНИКОВ!

Перед каждой рекламной паузой прокручивали минутный ролик о жизни одного из этих шестидесяти шести. Ньютон Таунс торжественно-серьезным голосом диктора рассказывал об ответном военном ударе.

Таня почувствовала приход запрограммированного чувства. Сочувствие этой погибшей много лет назад женщине, чья жизнь оборвалась так рано. Она ощутила зарождающийся внутри крик, прекрасно сознавая, что ею манипулируют. Она не просто оплакивала эту погибшую американскую дипломатку с длинными вьющимися волосами. Она оплакивала свое собственное мертвое будущее, внезапно осознав, что вся ее карьера была ошибочным подражанием этим детским кумирам националистической добродетели, благородным государственным служащим, чья собственная непорочность скрывает грехи их хозяина. Она оплакивала маму, бесконечно уставшую от длящейся всю жизнь борьбы с Левиафаном[20], которого она не может даже поцарапать. Она оплакивала Моко, энергичного подростка, на собственном опыте усвоившего страшный урок: что происходит с теми, кто стремится к свободе перемещения, особенно если речь идет о выходцах из лагерей. Она оплакивала Трассера, мальчишку, у которого хватило ребяческой смелости бросить вызов привилегированному положению своей собственной семьи. Она оплакивала Сига, бродящего бог весть где, ведущего образ жизни одинокого зверя. Она оплакивала даже неприкасаемую Одиль. И Америку, свою родину, превратившуюся в людоеда.