Две серьезные дамы - Джейн Боулз

с ним очень счастливая. Он славный мальчик, и вы б только видели, от каких простых вещей он приходит в восторг, когда в своей собственной комнате, а не с посторонними. Что ж… – она выпрямилась и вроде бы немного смутилась от такого выплеска доверительности, – …что ж, я правда очень рада, что познакомилась с вами, и надеюсь, мы вам не слишком уж мешали. Честное слово, раньше такого никогда не бывало, потому что внутри подо всем этим Дик в точности такой же, как вы и я, только у него очень нервическое состояние ума. Поэтому вы его должны простить.

– Разумеется, – ответила мисс Гёринг, – но я не понимаю, за что именно.

– Ну, до свиданья, – вымолвила Бернис.

Мисс Гёринг слишком уж смутило и потрясло сказанное Бернис у Дика за спиной, чтоб она поначалу заметила, что в баре осталась одна, если не считать того мужчины, что раньше катал деревянные шары, да старика, который уже уснул, уронив голову на стойку. Когда же обратила на это внимание, на единственный безрадостный миг почувствовала она, что все это подстроено, и пусть даже она сама побудила себя предпринять эту маленькую поездку на большую землю, в то же время к этой вылазке мисс Гёринг обманом вынудили некие высшие силы. Она ощутила, что не может уйти, а если даже попытается, что-то произойдет и помешает ее уходу.

Малодушно заметила она, что мужчина взял со стойки бара свою выпивку и направляется к ней. Остановился он от ее столика в шаге – и стоял теперь, держа стакан на весу.

– Вы со мною выпьете, нет? – спросил он у нее и особо сердечным при этом не выглядел.

– Прошу прощенья, – проговорил из-за стойки Фрэнк, – но мы уже будем закрываться. Боюсь, напитки больше не подаются.

Энди ничего ему не ответил, а вышел за дверь и хлопнул ею за собой. Им было слышно, как он расхаживает взад-вперед у салуна.

– Опять своего добьется, – вымолвил Фрэнк, – черт бы это все побрал.

– Ох, батюшки, – произнесла мисс Гёринг, – вы его боитесь?

– Вот еще, – ответил Фрэнк, – но он неприемлемый – это единственное слово, какое мне для него приходит в голову, – неприемлемый; а жизнь в конечном счете слишком коротка.

– Что же, – сказала мисс Гёринг, – он опасен?

Фрэнк пожал плечами. Вскоре Энди вернулся.

– Луна и звезды уже вышли, – сказал он, – а видно чуть ли не до края городка. Никаких полицейских не видать, поэтому, думаю, можно и выпить.

Он скользнул на скамью напротив мисс Гёринг.

– Без единой живой души на улице холодно и безжизненно, – начал он, – но именно так мне теперь и нравится; простите меня, если покажусь угрюмцем такой веселушке, как вы, но у меня привычка никогда не обращать внимание на того, с кем разговариваю. Сдается, про меня скажут: «недостаточно уважает других людей». Вот у вас к вашим друзьям огромное уважение, я уверен, но это лишь из-за того, что вы саму себя уважаете, а это всегда начальная точка для чего угодно: вы сами.

Теперь, раз он с нею заговорил, мисс Гёринг стало отнюдь не легче, нежели до того, как он к ней подсел. Казалось, он напрягается все больше, чуть ли не злится, когда говорит, а от его способа приписывать ей такие свойства, что ни в чем не были правдой для ее натуры, беседа приобретала некое зловещее качество и в то же время заставляла мисс Гёринг чувствовать собственную незначительность.

– Вы в городе живете? – осведомилась у него мисс Гёринг.

– Верно, так и есть, – сказал Энди. – У меня три меблированные комнаты в новом многоквартирном доме. Это единственный многоквартирный дом в городке. Каждый месяц я плачу за жилье и живу там совсем один. Во второй половине дня мне в квартиру сияет солнце, и в этом есть тончайшая ирония, по моему мнению, потому что из всех квартир в здании моя самая солнечная, а я в ней весь день сплю, опустив жалюзи. Я не всегда там жил. До этого я проживал в большом городе с матерью. Но это ближайшее, что я сумел найти к исправительному острову, поэтому меня устраивает; устраивает меня более чем.

Несколько минут он возился с сигаретами и взгляд свой от лица мисс Гёринг намеренно отводил. Ей он напоминал некоторых комиков, которым наконец-то выпадает второстепенная трагическая роль, и они ее неплохо играют. Кроме того, у нее сложилось весьма отчетливое впечатление, что простенький ум его рассекаем чем-то напополам, отчего человек этот ворочается под своим одеялом, а не спит, и вообще влачит жалкое существование. У нее не было сомнений, что вскоре она выяснит, что же это такое.

– У вас очень особый тип красоты, – сказал ей он; – скверный нос, но красивые глаза и волосы. Мне доставит удовольствие посреди всего этого ужаса лечь с вами в постель. Но для этого нам придется покинуть бар и отправиться ко мне в квартиру.

– Что ж, не могу вам ничего обещать, но пойти к вам в квартиру буду рада, – ответила мисс Гёринг.

Энди велел Фрэнку позвонить на стоянку такси и сказать некоему человеку, бывшему на дежурстве, чтобы приехал их забрать.

Такси катилось по главной улице очень медленно. Было оно очень старым, а следовательно, дребезжало будь здоров. Энди высунул голову из окошка.

– Как поживаете, дамы и господа? – заорал он пустой улице, стараясь подражать английскому выговору. – Надеюсь… я определенно надеюсь, что все вы до единого прекрасно проводите время в этом нашем великом городишке. – Он вновь откинулся на спинку сиденья и осклабился на такой жуткий лад, что мисс Гёринг опять стало страшно. – По этой улице обруч можно гонять голым в полночь, и никто никогда не узнает, – сказал ей он.

– Ну, если вы считаете это место таким унылым, – произнесла мисс Гёринг, – чего ж не переедете куда-нибудь еще со всеми своими пожитками?

– Ох, нет, – угрюмо ответил он, – этого я нипочем не сделаю. Никакого в этом проку.

– Вы здесь делами привязаны? – поинтересовалась у него мисс Гёринг, хотя и сама прекрасно знала, что он говорит о чем-то духовном и гораздо более важном.

– Не зовите меня деловым человеком, – ответил ей он.

– Значит, вы художник?

Он неопределенно покачал головой, как будто и не знал толком, что такое художник.

– Что ж, ладно, – произнесла мисс Гёринг, – две попытки я сделала; теперь не скажете ли мне, кто же вы?

– Лодырь! – зычно произнес он, соскальзывая на сиденье ниже. – Вы же это все время знали, правда, – вы же разумная женщина?

Таксомотор подъехал к многоквартирному дому, стоявшему между пустырем и