Две серьезные дамы - Джейн Боулз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хотя бармену Фрэнку доставались кое-какие крепкие удары, а с лица его ручьями лил пот, по виду держался он очень спокойно, и мисс Гёринг казалось, будто он теряет к драке интерес, а единственный на самом деле напряженный человек в баре – мужчина, стоящий у нее за спиной.
Вскорости Фрэнку разбили губу, а Дику раскровенили нос. Сразу же следом за этим драку они прекратили и нестойко заковыляли в умывальник. Бернис соскочила со стола и побежала за ними.
Вернулись они через несколько минут, умытые, причесанные и держа у ртов грязные носовые платки. Мисс Гёринг подошла к ним и взяла обоих мужчин за руки.
– Я рада, что все уже кончилось, и мне хочется, чтобы каждый из вас выпил как мой гость.
Дик теперь выглядел очень грустным и очень смирным. Со всей серьезностью кивнул, они сели вместе и подождали, пока Фрэнк приготовит им выпивку. Вернулся тот со стаканами и, обслужив их, тоже подсел за столик. Все немного попили молча. Вид у Фрэнка был мечтательный – казалось, он думает о чем-то очень своем, не имеющем никакого касательства к событиям вечера. Разок вынул адресную книжку и несколько раз перелистнул ее странички. Первой нарушила молчание мисс Гёринг.
– Теперь скажите мне, – обратилась она к Бернис и Дику, – скажите, чем вы интересуетесь.
– Меня интересует политическая борьба, – ответил Дик, – что, разумеется, единственное, чем стоит интересоваться любому уважающему себя человеку. Кроме того, я за победителей и за правое дело. На той стороне, что верит в перераспределение капитала. – Он сам себе хмыкнул, и очень легко было понять, что полагает он, будто разговаривает с круглой дурой.
– Премного об этом наслышана, – сказала мисс Гёринг. – А вас что интересует? – обратилась она к девушке.
– Что б ни интересовало вот его, но правда еще и в том, что в большую важность политической борьбы я верила еще до того, как познакомилась с ним. Видите ли, у меня другая натура, не как у него. То, от чего делаюсь счастливая, я как бы ловлю с неба обеими руками; удерживаю я только то, что люблю, потому что лишь такое вообще-то и вижу. Мир препятствует мне и моему счастью, а вот я миру никогда не препятствую – разве что сейчас, когда я с Диком. – И Бернис положила руку на стол, чтобы Дик ее взял. Она уже слегка захмелела.
– Мне грустно слышать от тебя такое, – произнес Дик. – Как левачке тебе прекрасно известно, что прежде, чем бороться за собственное счастье, мы должны посражаться за что-то другое. Мы живем в такой период, когда личное счастье значит очень мало, потому что индивиду осталось очень мало мгновений. Мудро сперва уничтожить себя; хотя бы сохранить только ту свою часть, что принесет пользу большой группе людей. Если так не поступишь – перестанешь видеть объективную реальность и так далее и плюхнешься прямо в мистицизм, а прямо сейчас это будет пустой тратой времени.
– Ты прав, дорогой Дики, – вымолвила Бернис, – но иногда мне бы хотелось, чтобы меня обслуживали в красивой комнате. Порой я думаю, что было б мило быть буржуазной. – (Слово «буржуазной» она выговорила так, словно только что узнала его.) Бернис продолжала: – Я такая человеческая личность. Хоть я и бедная, недоставать мне будет того же, чего и им, потому что иногда ночью одно то, что спят они в своих домах и в безопасности, меня не злит, а наполняет покоем, словно малышу, который ночью испугался, нравится слышать, как на улице разговаривают взрослые. Ты не считаешь, что в том, что я говорю, есть смысл, Дики?
– Вообще никакого! – ответил парнишка. – Мы оба прекрасно знаем, что орем по ночам именно от этой их безопасности.
Мисс Гёринг уже не терпелось самой вступить в беседу.
– Вам, – сказала она Дику, – интересно победить в очень правильной и разумной борьбе. Меня же гораздо больше интересует, отчего в этой борьбе так трудно победить.
– У них вся власть в руках; у них пресса и средства производства.
Мисс Гёринг закрыла парнишке рот рукой. Тот подскочил.
– Так оно и есть, – сказала она, – но разве не весьма очевидно, что боретесь вы и с чем-то еще? Сражаетесь с их нынешним положением на земле, за которое они все так упорно цепляются. Род наш, как вам известно, не бездейственен. А непреклонны они потому, что до сих пор верят, будто земля плоская и сами они могут свалиться с нее в любую минуту. Именно потому так цепко и держатся за серединку. То есть – за все идеалы, согласно каким всегда жили. У вас не выйдет противопоставить новое будущее тем, кто все еще сражается с темнотой и всевозможными драконами.
– Так-так, – произнес Дик, – и что же мне тогда делать?
– Просто не забывайте, – вымолвила мисс Гёринг, – что победившая революция – это взрослый, который должен раз и навсегда прикончить собственное детство.
– Не забуду, – ответил Дик, слегка ощерившись мисс Гёринг.
Мужчина, катавший шары, теперь стоял у бара.
– Схожу-ка я лучше посмотрю, что там Энди нужно, – вымолвил Фрэнк. По ходу всей беседы мисс Гёринг с Диком он тихонько насвистывал, но вроде бы слушал, потому что теперь, выходя из-за стола, повернулся к ней. – Я считаю, что жить на земле очень славно, – сказал он мисс Гёринг, – и у меня никогда не было ощущения, что стоит мне зайти лишь на шаг дальше – и я с нее свалюсь. На земле всегда можно пробовать по два-три раза, и все с тобою будут сильно терпеливы, пока у тебя это что-то не получится правильно. Первый раз наперекосяк не значит, что тебе каюк.
– Ну так а я ничего подобного и не говорила, – заметила мисс Гёринг.
– Да только об этом вы и говорите. И не пытайтесь теперь от слов своих откреститься. Но я вам скажу так: что до меня, так это совершенно нормально. – В глаза мисс Гёринг он смотрел с чувством. – Моя жизнь, – проговорил он, – она моя собственная, хоть грязь, хоть князь.
– О чем он вообще? – спросила мисс Гёринг у Бернис и Дика. – Похоже, он думает, будто я его оскорбила.
– Бог его знает! – ответил Дик. – Как бы там ни было, я спать хочу. Бернис, пошли домой.
Пока Дик расплачивался с Фрэнком у стойки, Бернис наклонилась к мисс Гёринг и прошептала ей на ухо:
– Знаете, дорогая, – сказала она, – когда мы дома одни, он на самом деле совсем не такой. Я