Королева. Выжить, чтобы не свихнуться - Оксана Гринберга

– Рассказывайте дальше, – попросила я. Ага, какие еще вести с полей, вернее, из тюремных камер Тауэра.

– Архиепископ уповает на ваше христианское милосердие и умоляет его простить. Даже и не вздумайте, Елизавета! Хватит того, что вы уже выпустили итальянца.

Я пожала плечами. Настоящую королеву отравили. Убийцы ранили Роберта и чуть было не прикончили меня. О каком милосердии идет речь?! Но как можно сознательно послать на смерть человека? Кто я такая, чтобы лишить жизни другого?..

– Не давите на меня, Уильям, – покачала головой. – Мне нужны имена и факты. После будем решать, что делать с виновными.

– Тогда я вас покину – хочу присутствовать на допросе Оглторна. Уверен, что в заговоре участвовали не только эти двое. Ложитесь спать, Елизавета! Вам понадобятся силы для принятия правильного решения.

Вскоре Уильям ушел. Я же вернулась в спальню и упала на кровать, чувствуя себя опустошенной. Оказалось, ненароком разбудила Кэт.

– Вы плачете? – спросила фрейлина.

– Возможно, и плачу. Но только от того, что все закончилось. Мы поймали крысу, которая завелась во дворце.

Я назвала имя. Кэт покачала головой, пробормотала совсем не христианское ругательство, пожелав душе архиепископа гореть в аду. Затем отправилась за успокоительной настойкой, которую прописал мне Нонниус. Но я уже заснула, крепко и спокойно, намного раньше, чем вернулась фрейлина.

Уильям отсутствовал весь день, присылая короткие записки о ходе следствия. Я провела тревожное утро в церкви, затем у постели Роберта, которому никак не становилось лучше. Нонниус делал спиртовые примочки, чтобы очистить рану, и даже уговорил меня, что больному пойдет на пользу кровопускание. Роберт согласно кивнул, ничуть не возражая против процедуры. Я же ушла восвояси, испугавшись, что мне станет дурно. По дороге размышляла об антибиотиках. Они бы живо поставили лорда Дадли на ноги! Кажется, пенициллин делают из плесени, но я понятия не имела, каким образом. И все потому, что я – изнеженный продукт современной цивилизации, привыкший, что лекарства водятся в аптеке, а продукты – в магазине. Ну и пусть у меня экономические образование, полученное в одном из лучших вузов страны, но там не учили, где взять эту долбаную плесень!

С такими мыслями отправилась на Совет. Пустующие кресла Роберта, архиепископа Хита и Томаса Говарда, чье имя промелькнуло в бумагах заговорщиков, действовали угнетающе не только на меня. Демонстративный арест лорда Говарда накалил атмосферу во дворце до такой степени, что, казалось, поднеси зажженную спичку – все взорвется. Я окинула тяжелым взглядом мужчин, пытаясь угадать, остались ли предатели в Совете. Никто не отвел глаза и не попытался провалиться под землю от стыда за свое поведение. Ну что же, надеюсь, ограничимся лишь этими потерями!

Я зачитала сочиненные вчера трактаты о дезинфекции и санитарных нормах. Ответом служило непривычное молчание.

– Готова к вашим возражениям, – с нажимом произнесла я. Мужчины дружно закивали, словно сразу же прониклись идеей повсеместной гигиены и соблюдения чистоты. Ну, раз так, то… Почувствовав, что удача на моей стороне, с налету получила еще и одобрение на эксперименты Нонниуса. Он изучал использование опиума для общего наркоза, чтобы потом ввести его в больницах. Пока что местные хирурги из-за отсутствия обезболивания резали народ быстро, чтобы пациенты не успели умереть от болевого шока. Случайно выжившим, впрочем, обычно грозила смерть от сепсиса.

– Благодарю вас, господа, – возвестила я. Вот бы навсегда оставить согласный на все Совет! – На этом мы заканчиваем.

– Елизавета, вы забыли нам кое-то рассказать, – пробурчал Томас Перри. Я знала, что он был верен Елизавете еще с тех времен, когда она находилась в опале, а королева Мария размышляла, не казнить ли сестру, чтобы та не болталась под ногами.

– О чем именно, Томас?

– О судьбе архиепископа Хита и Томаса Говарда.

– Их судьбы в руках Господа, – спокойно ответила я. – Если они расскажут все, как на исповеди, то… вы знаете процедуру. Возможно, им будет даровано прощение грехов, но об этом они узнают лишь на Небесах.

Установилась гробовая тишина. Я поднялась. Пусть думают, что собираюсь казнить изменников. На самом деле сначала их дела попадут в «Звездную Палату» – так называемый высший судебный трибунал, который собирался в Вестминстере. Странное прозвище он получил от украшенного звездами потолка дворцового зала, в котором заседал. На этом романтика заканчивалась. Учрежденный еще дедом Елизаветы, суд специализировался на политических преступлениях, рассматривал дела мятежных вельмож и заговоры против монархов. При этом действовал быстро и наказывал безжалостно. Учитывая имеющиеся доказательства, я догадывалась, какое будущее ждало заговорщиков. Вернее, у них его просто не было. Хотя у английских монархов существовало право на помилование, я еще не решила, воспользуюсь им или нет.

Исповедь архиепископа была искренней и длинной, к тому же подкреплена бумагами, изъятыми из тайника. На следующий день последовала череда арестов среди верхушки церковнослужителей. Из Совета в заговоре напрямую больше никто не участвовал. Зато мы нашли интересное письмо к папе, в котором Хит повествовал, что если место королевы займет Мария Стюарт – истинная приверженица католической веры, – то восшествие на трон, по его мнению, поддержат несколько достойных семей. Лорд Пемброк, лорд Клинтон, графы Шрусбери и Дерби – не только советники, доставшиеся от Марии, но и другие не менее знатные фамилии. Чем дальше я читала, тем хуже мне становилось.

Что с ними делать? Я решила отказать от двора, занести в черный список, отправить прочь из Лондона. Доказательств предательства не было, лишь упоминание в письме архиепископа, который к тому же все отрицал. Может, это были его умозаключения, ничем не обоснованные, или же он имел приватные беседы, в которых и достиг соглашения, – мы так и не узнали. Но, подумав, что нет дыма без огня, я все же решила обидеться и приказала убираться со двора. Конечно же, благородные лорды ни в чем не сознавались. Завалили меня извинениями, объяснениями, подарками и просьбами сменить гнев на милость. И не подумаю! Посидят годик в своих деревенских имениях, подумают о жизни и вспомнят, кто нынче правит страной!..

Не знаю, как в стране, но в городе было неспокойно. Известие о покушении, как пожар, распространялось за стенами дворца. Огромная толпа собралась у ворот Тауэра, требуя смерти заговорщиков. Надо же, я думала, будут защищать духовенство! Хотя в тюрьме сидели люди, известные своими католическими взглядами. Лондонцы же в основном поддерживали Реформацию. Решив, что народные волнения не нужны, приказала устроить торжественный выезд с гвардейцами, знаменами, трубами, золотыми попонами и прочей мишурой, чтобы горожане воочию убедились в том, что королева жива и здорова. Мне же не хватало Роберта верхом на вороном жеребце. Проезжая сквозь ликующую толпу, привычно улыбаясь и приветствуя подданных, в мыслях уносилась к лорду Дадли. Как он там?..

Ему не становилось лучше, отчего я впала в мрачную деятельную депрессию. Потребовала срочно созвать Парламент. Не буду ждать следующей недели! Настроение было соответствующее – хотелось всех разорвать на кусочки. Если кто-то вякнет из Палаты лордов – отправится сушить сухари! В красном платье, увешанная тяжелыми драгоценностями, чувствуя себя совершенно спокойно, словно давно уже умерла, выступила перед Парламентом с речью, которую написал Роджер и я знала наизусть. Затем заговорила своими словами о том, что больше не намерена терпеть раскол в стране. Те, кто и дальше будет вставлять палки в колеса реформам, погибнут под этими самыми колесами. Повозка же помчится дальше, потому что давно набрала ход и ее не остановить. Я не могу жить и работать, зная, что за моей спиной шепчутся и строят козни. Англия идет по дороге реформации, а кто не согласен – нам не по пути. Либо уезжайте из страны, либо смиритесь, либо будете встречать рассветы в Тауэре, ожидая, когда возведут вашу плаху. Потому что будет так, как я сказала. И я сказала!