Токио - Мо Хайдер

— Это Дзицу. Ангел-хранитель мертвых детей. Детей, родившихся мертвыми.

Когда я не ответила, он спросил:

— Вы понимаете мой японский?

Я смотрела назад, на призрачные ряды под деревьями. Сжалось сердце. Никогда не угадаешь, что происходит в твоем подсознании. Может, я всегда знала, что это за скульптуры? Может, потому и выбрала это место для ночлега?

— Да, — сказала я. Голос прозвучал, словно издалека. Во рту пересохло. — Да, понимаю.

Фуйюки жил возле башни Токио, в импозантном здании, окруженном охраняемым садом. Когда автомобиль проезжал по подъездной аллее, с залива подул ветер, и большие пальмы закачались. Консьерж поднялся из-за стола, открыл запор на стеклянных дверях, после чего провел нашу группу по мраморному вестибюлю к частному лифту. Лифт он тоже открыл ключом. Мы набились в кабину. Японские девушки хихикали и шептались, прикрыв рот рукой.

Двери лифта распахнулись в пентхаузе. В маленьком вестибюле нас уже поджидал человек с хвостом. Он молча повернулся и пошел вперед. Квартира в плане представляла собой квадрат. Коридор, облицованный панелями из орехового дерева, объединял все комнаты и, казалось, не кончался. Скрытые светильники выплескивали круглые озерца света. Я шла, приглядываясь: интересно, живет ли здесь медсестра? Может, устроила себе логово за одной из этих дверей?

Мы прошли мимо рваного и запачканного японского флага, вывешенного в освещенной раме. Перед ним, в стеклянной витрине, белая ритуальная урна, чуть поодаль — боевые доспехи, установленные так, что под ними, казалось, была живая плоть. Проходя мимо стеклянной витрины, я чуть нагнулась и провела рукой по внутренней стороне открытого ящика, дотронулась до нижнего края доспехов.

— Что там такое? — спросила одна из девушек, когда я догнала группу.

— Ничего, — пробормотала я, но сердце сильно забилось. Сигнализации нет. Я на это и надеяться не могла.

Мы прошли мимо ведущей вниз лестницы. Я чуть задержалась, заглянула в темноту, подавляя желание отстать от группы и спуститься по ступеням. Квартира была двухуровневая. Интересно, что за комнаты там, внизу? Мне почему-то представились клетки. Вам нужно искать не растение…

В этот момент девушки остановились, стали снимать верхнюю одежду и укладывать сумки в шкафы маленькой гардеробной. Мне пришлось присоединиться к ним. Вскоре мы услышали тихую музыку, звяканье льда в бокалах. Вошли в задымленную комнату с низким потолком. В этом помещении было много освещенных альковов и витрин. Я постояла с минуту, чтобы глаза привыкли к свету. Девушки, что приехали раньше, уже сидели на больших красных «честерфилдах»[63], крутили в руках бокалы и тихо переговаривались. Джейсон удобно устроился в кресле, голая щиколотка небрежно покоилась на колене, в руке зажженная сигарета. Казалось, он сидит дома, отдыхая после напряженного дня. Фуйюки находился в дальнем конце комнаты. На нем был свободного покроя юката[64], а ноги по-домашнему босы. Он раскатывал в инвалидном кресле, указывая Бизону на стены. Они разглядывали эротические гравюры на дереве. Гейши с длинными телами, тонкими, как у скелетов, белыми ногами, в вышитых распахнутых кимоно демонстрировали преувеличенно крупные гениталии,

Я не устояла. Ксилографии меня зачаровали. Чувствовала, что Джейсон, в нескольких футах от меня, с усмешкой наблюдает за моей реакцией, но не могла оторвать глаз от гравюр. На одной из них была изображена женщина, настолько возбужденная, что между ее ног что-то стекало. Наконец я повернулась: Джейсон поднял брови и улыбнулся медленной широкой улыбкой, так что обнажился дефектный зуб. Точно так он улыбался мне в коридоре Такаданобабы. К лицу прихлынула кровь. Я закрыла щеки руками и отвернулась.

— Вот эта, — сказал Бизон по-японски, указав на гравюру сигарой. — Та, что в красном кимоно?

— Это работа Шунчо, — сказал Фуйюки надтреснутым голосом. Упер трость в пол, поставил на рукоять подбородок и задумчиво посмотрел на гравюру. — Восемнадцатый век. Гравюра застрахована на четыре миллиона иен. Красиво, правда? Мне ее добыл маленький чимпира из Сайтамы.

Человек с хвостом красноречиво кашлянул, Бизон обернулся. Фуйюки развернул коляску и посмотрел на нас.

— Пошли со мной, — прошептал он. — Сюда.

Мы прошли под арку. С потолка на невидимых нитях свешивались два самурайских меча. Мужчины в гавайских рубашках потягивали виски из хрустальных бокалов. Они привстали и поклонились, когда Фуйюки прокатился мимо них в своем кресле. Стеклянные двери были раздвинуты, мы оказались в центральном внутреннем дворе, облицованном блестящим черным мрамором, ночное небо отражалось в нем, как в зеркале. В центре сверкал подсвеченный плавательный бассейн, черный как уголь. Казалось, он изготовлен из монолита. Над его поверхностью поднимался слегка хлорированный пар. Вокруг расставлены газовые обогреватели, высокие, словно уличные, фонари. Возле бассейна стояло шесть больших обеденных столов. Столы были уже накрыты, я увидела черные эмалевые подставки под блюда, тяжелые хрустальные бокалы, серебряные палочки для еды. Ветерок шевелил салфетки.

Несколько мест были уже заняты. Крупные мужчины с коротко стриженными волосами курили сигары и беседовали с молодыми женщинами в вечерних платьях. Девушек было очень много. Фуйюки посещает много клубов, подумала я.

— Господин Фуйюки! — я возникла у него за спиной, когда мы приблизились к столам.

Он остановил кресло и удивленно повернулся ко мне. Никто из девушек не отваживался вот так к нему обратиться. Ноги у меня подкашивались, от жара обогревателей раскраснелось лицо.

— Я… я хочу сидеть рядом с вами.

Прищурившись, он посмотрел на меня. Должно быть, его заинтриговала моя бесцеремонность. Я подошла ближе, встала перед ним, чтобы он обратил внимание на обтянутые тесным платьем грудь и бедра. Действуя импульсивно, чувствуя, как зашевелился во мне вампир, я взяла его руки и положила себе на бедра.

— Я хочу сидеть рядом с вами.

Фуйюки посмотрел на свои руки. Возможно, почувствовал под платьем французские панталоны, трение шелка о шелк, эластичное движение. А может, просто решил, что я сумасшедшая и неуклюжая, потому что спустя мгновение хрипло рассмеялся.

— Ну хорошо, — каркнул он. — Садись со мной, если тебе так хочется.

Он подвинул кресло под стол, и я села рядом на стул. Бизон уселся неподалеку. Он взял салфетку, развернул ее и заткнул за воротник. Официант в черных джинсах и футболке засуетился вокруг нас — подал охлажденную водку. Из запотевших рюмок поднимались струйки, словно от сухого льда. Я пригубила, оглядывая патио. Где-то в этой квартире, думала я, глядя на окна, — в некоторых из них горел свет, другие оставались темными, — есть вещь, из-за которой Ши Чонгминг страдает бессонницей. Не растение. Но если не растение, то что же? Высоко на стене горела красная лампочка. Может, это сигнализация?