Импровизация на тему любви - Фабио Воло

А та поездка в Лондон была одной из самых важных вех в моей жизни. Самолет приземлился в Хитроу в полдень, после вынужденной посадки в Швейцарии из-за неполадок с двигателем. Сейчас, когда я вспоминаю об этом, я думаю, что именно этот случай вызвал во мне страх перед полетами. В общем, я прилетел в Лондон в полдень, а уже к четырем часам дня нашел работу мойщиком посуды в ресторане у Ливерпульского вокзала. Прилетел я в пятницу. На работу надо было выходить в понедельник. У меня оказалось почти три свободных дня.

Преодолевать первые трудности мне помогали внутренняя собранность и энтузиазм, но немного погодя на меня навалилась тоска. Каждый день я плакал, плакал, но не хотел возвращаться домой. Я чувствовал себя одиноким, затерянным в мире, который не замечал меня и, казалось, отталкивал от себя. С детских лет я привык ощущать себя человеком, который приглашения оказался на чужом празднике. В Лондоне это же ощущение вызвало у меня желание отвоевать, наконец, для себя жизненное пространства. Я хотел, чтобы окружающий мир стал моим. В те дни мне было плохо, потому что, когда мои школьные товарищи там, в Италии, преспокойно отдыхали на море, абсолютно уверенные в том, что в будущем их ждет только удача, я чувствовал себя всеми покинутым и на будущее у меня были совсем другие взгляды… Я то и дело спрашивал себя: зачем я принял такое глупое решение, прилетев в Лондон, за что я наказываю себя, когда мне следовало бы наслаждаться жизнью, как другие. «Брось ты все, возвращайся домой, поедешь к друзьям, на море!» — мне часто слышалось такое. Голоса сирен, заманивавших Одиссея… И только потом я понял, какую огромную ценность приобретает для нас умение преодолевать трудности, как важно в жизни умение решать поставленные перед собой задачи.

Когда я звонил маме, я говорил ей, что у меня все в порядке, просил ее не беспокоиться, а потом набирал номер бабушки и, с трудом сдерживая слезы, признавался ей, что мне не сладко. Тогда она начинала умолять меня вернуться дамой. После ее слов я не выдерживал и пускался в слезы, и бабушка все повторяла в трубку мое имя: «Джакомо… Джакомо… Джакомо… Ну, не надо… не надо…» Я прекращал плакать и говорил ей, что люблю ее, тогда плакать начинала она.

У меня все время появлялась улыбка, когда бабушка благодарила меня за то, что я позвонил ей: «Спасибо за то, что позвонил…»

Желаю тебе крепкого здоровья, бабушка!

Из своей тоскливой жизни в Лондоне я отчетливо помню один день. Был июль, лил дождь. Я шел под дождем и плакал. Я проклинал Лондон за бесконечные дожди, за трудно дающийся мне язык, за то, что его жители не обращают на меня внимания, за то, что они, услышав мой акцент, смеются прямо мне в лицо и говорят, что не понимают меня. Я вышел к перекрестку, весь во власти этих переживаний, и, прежде чем пересечь улицу, посмотрел, нет ли приближающихся машин. Но посмотрел я налево, как привык в своем городе. Машин не было видно, и я сделал первые два шага. Справа, в нескольких сантиметрах от меня, резко затормозив, остановилось такси. Я в испуге отскочил назад. Водитель обругал меня, потом тронулся дальше. Я стоял у края тротуара, меня трясло, по щекам текли слезы. Минут двадцать я неподвижно стоял под дождем и плакал. Потом я вернулся в свою комнатушку и залез в постель. Проснулся я только на другой день.

Я снимал комнату в квартире, где кроме меня жили и другие постояльцы. Я все время сидел в своей комнате, выбирался из нее только в туалет.

Мне не хотелось просить денег у мамы, поэтому я устраивал свою жизнь так, чтобы тратить как можно меньше. Днем я старался поесть на работе. Воровал кусочки, когда заходил в кладовку. Так делал и другой парень, африканец Дуке, который работал вместе со мной. Когда ему удавалось утащить кусок сыра для бутерброда, он брал и на мою долю и прятал сыр за упаковкой молока.

Дружба с Дуке поддержала меня, помогла пережить первые трудности. Постепенно моя жизнь стала налаживаться. Я начал говорить и понимать по-английски. Потом появилась Келли. Она работала официанткой в ресторане, где я мыл посуду. Келли была голубоглазой блондинкой, но она не была похожа на англичанку. Периода ухаживаний у нас не было — я не заигрывал с ней, она со мной не кокетничала. Однажды Келли пригласила меня на вечеринку. Я пошел, и в конце вечера мы стали целоваться, а потом переспали и не расставались весь месяц, вплоть до моего возвращения в Италию.

Не знаю, может быть, причиной стало мое плохое знание языка, но я даже не заметил, как мы оказались вместе. Это произошло самым естественным образом, как будто нас что-то толкнуло в объятия друг друга. Вечеринка проходила на открытом воздухе. На огромном, во всю стену дома, полотнище проецировали психоделические изображения. Еще в самом начале вечера Келли дала мне таблетку. Я впервые попробовал это. После вечеринки, которая закончилась уже под утро, мы пошли к ней домой, и я остался у нее ночевать. Кровать, стоявшая у стены в ее комнате, оказалась слишком узкой, тогда мы расстелили одеяло и устроились спать на полу в другой комнате, рядом с диваном. Тем не менее я хорошо выспался, видно здорово устал… Я и сегодня не знаю, что за таблетку она мне дала. Помню только, в тот вечер я всех любил. Я любил весь мир, я был готов без конца обнимать земной шар, мне хотелось так крепко сжимать его в своих объятиях, что на животе у меня, наверное, остался бы след от экватора.

Мне никогда не забыть, как мы кувыркались на полу на одеяле. На работе мы никому ничего не рассказывали, поэтому в рабочее время лишь незаметно переглядывались и обменивались только нам понятными словами. Однажды, когда мне пришлось чистить картошку, я придал картофелине форму сердца. Келли смеялась. Английские женщины не привыкли к итальянской романтике. Для нас это выгодно.

Самым странным в наших отношениях было то, что пора ухаживаний началась после того, как все уже свершилось. Понимаю, что это странно, но это было прекрасно. Келли постоянно улыбалась мне, а я, в окружении грязных кастрюль и немытых тарелок, с каждым днем все сильнее влюблялся в нее.

Тогда еще не было электронной почты, сначала мы переписывались по старинке, но через несколько месяцев после возвращения в Италию я потерял всякую связь с ней. Знаю, она переехала в Австралию… Прошло много лет, и я уже с трудом могу вспомнить ее лицо, но, когда я думаю о ней, мое сердце наполняет светлая печаль. И я хотел бы встретиться с ней, хотя, возможно, мы даже не узнаем друг друга.

Келли водила меня на кладбище, где мы усаживались на скамейку и разговаривали, как будто дело происходило в обычном парке. Она говорила, что это одно из ее любимых мест в Лондоне. В первое время эти посещения кладбища мне казались дикими, но потом я ощутил волшебную притягательность этого места. Каждый раз, когда я приезжаю в Лондон, я выбираюсь побродить по этому кладбищу. Благодаря Келли, моя бабушка перестала плакать, поговорив со мной по телефону.

После Лондона я часто стал ездить один, мне не нужна была компания. Как правило, уезжал я на два месяца. Летние каникулы я проводил за границей, искал там работу и угол для ночлега. Я побывал в Париже, Берлине, Мадриде, Праге… Меня подстегивала жажда приключений, стражи тоска, терзавшие в Лондоне, исчезли, Я учился, а летом искал себе работу. Иногда я подрабатывал и зимой, чтобы не быть матери в тягость. Я приезжал в незнакомый город, о котором почти ничего не знал, меня переполняло любопытство, мне было интересно встречаться с новыми людьми. Собираясь куда-то, я представлял дом, в котором мне предстояло жить, воображал девушку, с которой я буду заниматься любовью. Такая девушка всегда находилась. Когда путешествуешь один, переспать с кем-то не проблема. Сама жизнь стала моей любимой книгой, дюйм лучшим кино, моим приключением, о котором можно долго рассказывать. Жизнь — это самый сильный в мире наркотик.