Эти глаза напротив - Анна Ольховская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потому что он уже не лежал с закрытыми глазами, а полусидел – оказалось, что каталка была очень современной и регулировалась точь-в-точь как реанимационная кровать.
И сейчас изголовье было поднято, сама каталка стояла возле стола с мониторами, и Павел сосредоточенно наблюдал за происходящим снаружи.
Впрочем, как и все столпившиеся возле стола охранники.
Не то чтобы я точно соответствовала некрасовскому описанию русской женщины (насчет коня сомневаюсь), но в горящую избу ворваться – не вопрос.
А уже тем более – прорваться сквозь стену мощных тренированных спин, закрывавших от меня желаемое.
Очень желаемое – Олежку и Мартина.
Рука ранена? Ну и что? Есть же вторая. Сжимаем пальцы в кулак… ну хорошо, в кулачок, маленький, но очень твердый. Копытце такое.
И начинаем с усердием толкать этим копытцем в ближайшую могучую спину. Спина ощущает болезненный дискомфорт, о чем немедленно сигнализирует хозяину. Хозяин возмущенно оглядывается, видит воинственно настроенное чучелко с растрепанной косой и перевязанной рукой, гневный спич, смысл которого можно перевести как «Сударь, а вы не оскудели умом случайно?», суетливо торопится обратно в глотку, а хозяин спины смущенно пропускает чучелко вперед.
И – вуаля! Через несколько секунд я у цели.
А еще через мгновение судорожно цепляюсь за руку Павла, автоматически отметив, что чешуя его совсем не чувствуется, кожа на ощупь обычная, гладкая.
А рука – теплая и сильная. И сейчас участливо сжимает мою ладошку.
«Не надо было тебе сюда приходить».
– Господи, кто это?! – Вдоль спины завьюжил туда-сюда озноб, выгоняя на кожу все больше мурашек.
– Вот поэтому я и просил Виталия Сергеевича дать вам снотворное, – мрачно произнес появившийся рядом Дворкин. – Еще не поздно.
– Нет! Я останусь! И не надо на меня смотреть с таким сомнением! Можно подумать, вы все, когда увидели ИХ, всего лишь пренебрежительно фыркнули!
– Зато теперь понятно, кто помогал Магдалене и зачем, – криво усмехнулся Павел. – Вряд ли им нужны деньги. Им нужен я.
Спрашивать «Почему?» или возражать никто не стал.
Поскольку те, кто окружил сейчас вход в подземную клинику, были очень похожи на Павла. Вернее, на его уродливую карикатуру.
Потому что Павел, несмотря ни на что, был человеком.
А ЭТИ людьми точно не были. Несмотря на человеческие одежду и обувь.
Хотя если судить только по телосложению, наших гостей можно было назвать людьми. Да, высокими, да, несуразно узкими в плечах, да и форма черепа подкачала – сплюснутая сверху, с как бы выдвинутым вперед лицом. Но в целом – люди как люди. Мало ли на Земле некрасивых людей?
Но только не покрытых чешуей, с вертикальными зрачками в желтых глазах. Радужка в которых заняла всю видимую полость глазницы. А еще они почти не моргали. А когда разговаривали, изо рта мимолетно выпрыгивал тонкий раздвоенный змеиный язык. Ну и еще ушей не было на лысых головах. И бровей. И ресниц.
Как и у Павла…
Их было совсем немного – человек… нет, особей десять-двенадцать. Но не один же! И не два! Сколько же их вообще?!
– Это че, инопланетяне? – сипло выдавил один из охранников.
– Не думаю, – глухо ответил Павел. – Похоже, это наши соседи.
– Какие еще соседи?
– Соседи по планете. И живут они здесь, думаю, гораздо дольше человечества.
– Типа динозавры не вымерли? – гыгыкнул кто-то из парней, но тут же огреб подзатыльник от товарищей и заткнулся.
– Типа того, – усмехнулся Павел. – Все помнят сказки о Змее Горыныче? Который когда-то на Руси шалил? И девушек похищал?
– Так сказки же!
– Судя по всему… вернее, по мне – не сказки. Вот они, те, кто подкинул гены ихтиоза Арлекино. Не мутация это – наследственность…
– А змеи всегда своих жертв гипнотизируют, – тихо произнес кто-то из охранников. – Вот и эти…
– Но где же Мартин? Где Олег? Игорь Дмитриевич? – Голос предательски дрогнул, пришлось до крови прикусить губу, чтобы собраться.
И словно в ответ на мой вопрос стоявшие впереди твари расступились, пропуская вперед и Мартина, и Олега, и Игоря Дмитриевича…
Павел был прав – сейчас это были не прежние Мартин, Олег и Игорь Дмитриевич. Оболочка – да, их. Но глаза пустые, безжизненные, лица…
Почему-то вспомнился музей восковых фигур.
Я не выдержала, отвернулась и, всхлипнув, уткнулась в теплое плечо Павла.
«Не плачь. Все будет хорошо».
И в этот момент Мартин медленно, рывками – точно так же двигался ночью охранник в больнице – подошел к двери, нажал на что-то (видимо, кнопку переговорного устройства), вернулся на место и заговорил. Глаза его смотрели в никуда, голос звучал механически:
– Им нужен Павел. И девушки. Девушек можно выдать трупами. Павел нужен живой. Тогда они уйдут. И не тронут нас.
– Трупами? – взвился один из охранников. – Он сказал – трупами?! Вот урод! А ведь крутился вокруг…
Судя по захлебывающемуся иканию, кто-то саданул оратора под дых.
– Мартин сейчас всего лишь что-то типа передатчика, – процедил Дворкин. – Его личность, скорее всего, полностью отключена.
И не только его. Следующим заговорил Олежка:
– Варя, они меня убьют. У тебя на глазах. Ты ведь не хочешь, чтобы меня убили?
Климко:
– Моника, пожалей папу. Тебя все равно рано или поздно убьют, это всего лишь вопрос времени. А ты представляешь, что будет с мамой, если умрем мы оба?
– Совсем…..! Удавлю на..! Извини, Варя.
Кажется, Александр коротко и емко выразил общее мнение по поводу происходящего.
И в этот момент, аккуратно обогнув выстроившихся в ряд заложников, вперед вышел один из змеев.
Ну а как их еще называть? Змеи и есть. Подколодные. Повыползали из неведомых нор, Павел им понадобился. Непонятно пока – зачем?
Возраст этих гадюк довольно сложно поддавался идентификации, но вышедший вперед казался старше других. И явно был главным в этом клубке.
Он внимательно осмотрел вход в лечебницу, нашел камеру видеонаблюдения и, приблизившись к ней вплотную, произнес, в упор глядя на нас. Вернее, в камеру, но его неподвижные желтые глаза буквально притягивали наши взгляды. А голос звучал медленно и монотонно. Завораживающе, я бы сказала.
– Вы все слышали? А главное – ты, Павел, слышал? Мы – твои родственники, ты это, думаю, уже понял. И среди нас ты будешь равным. Никто не будет называть тебя уродом, монстром, чудовищем. Ты – уникум, Павел! Мы ждали твоего появления на свет тысячи лет…