Эти глаза напротив - Анна Ольховская

– И поможете ему? – жалобно пролепетала Моника. – Обещаете?

– Обязательно! Обещаю!

– Ну хорошо. Варя, пойдем!

– Да, конечно.

Поскольку я по-прежнему обнимала девушку за плечи, придать ей нужное направление движения было просто.

Мы пошли к нашему «тамбуру», а в холле тем временем суета и беготня прекратились. Охранники рассредоточилось вдоль стен, заняв все свободные диваны и кресла – смысла стоять неподвижными столбами не было, силы следовало беречь. Дворкин вместе с двумя помощниками возились с мониторами, медики собрались было отвезти каталку с Павлом в его палату, но Виталий Сергеевич что-то коротко сказал, и каталка осталась на месте.

– С ним ведь все будет хорошо? – с надеждой заглянула мне в глаза Моника.

С кем именно «с ним» – с отцом или с Павлом, я уточнять не стала, просто уверенно кивнула:

– Именно так. Ни секунды не сомневайся в этом!

– А куда мы пойдем – к тебе или ко мне? Ты ведь останешься со мной?

– К тебе – доктор нас там искать будет.

– Так ты останешься?

– Останусь, конечно. Мне тоже надо отдохнуть.

Вру. И очень надеюсь, что убедительно.

Я привела Монику в ее комнату, оказавшуюся зеркальной копией моей. Хотела сразу уложить ее в кровать, но пока не удалось – упрямица тормознула возле кресла и плюхнулась в его широкие кожаные объятия:

– Варя, пока не пришел доктор, объясни мне, пожалуйста, что имел в виду Павел?

– Ты о чем?

– Ва-а-аря! Я ведь не дура!

Это точно. Соображает девушка весьма недурственно. На то она и не дура.

– Ладно, попробую.

– У тебя сейчас такое выражение лица, – усмехнулась Моника, – словно ты собираешься объяснять теорию относительности Эйнштейна старшей группе детского сада. Не вздумай говорить короткими фразами, я в состоянии усвоить и сложносочиненные предложения!

Наш человек!

– А ты не допускаешь мысли, что я не смогу говорить сложносочиненными, не говоря уже о сложноподчиненных?

– Варя, не заговаривай мне зубы!

– Да я и сама, если честно, толком ничего не знаю! И никто не знает. Понятно только одно – нас хотели убрать. Нас с тобой. Павел, скорее всего, пострадал случайно.

– Почему? Разве он не является тоже одним из свидетелей? Вернее – пострадавшим?

– Пока живы мы с тобой – да, Павел пострадавший. Но если нас не станет, он мгновенно превратится в обвиняемого – подвиги Гизмо спишут на него.

– Как это?

– Моника, не тупи! Точно так же, как Магдалена превратилась из обвиняемой в свидетельницу. Деньги, подруга, большие деньги. Они решают многие проблемы. Тебе ли этого не знать!

– Если ты намекаешь на то, что мой папа банкир, то хочу тебе сказать, что он никогда…

– Моника, я знакома с твоим отцом и могу допустить, что Игорь Дмитриевич не позволил бы себе решать вопросы так, как это делает Магдалена. Но факт остается фактом – адвокатам Сигизмунда нужен живой монстр. Которого можно будет показать присяжным – а они стопудово добьются рассмотрения дела судом присяжных. И вот представь себе – в клетке заключенного сидит красивый, скромный, милый юноша. А потерпевший – жуткий монстр…

– Не говори так! Паша – не монстр! Он… он… он гораздо красивее той сволочи! «Милый юноша»! – Моника истерично расхохоталась. – Знали бы они, что вытворял с нами этот «милый юноша»!

– Вот если тебя не будет в живых, никто об этом и не узнает. И чудовищем станет Павел.

– Нет! Он не чудовище! Чудовище – та мерзкая скотина! Он… он…

Моника начала задыхаться. Я метнулась к графину с водой, налила стакан и попробовала напоить девушку, но ничего не получилось – вода проливалась на подбородок, стекала на грудь, а Моника тем временем уже посинела от удушья.

Объяснила, блин!

Я собралась уже бежать за доктором, но Виталий Сергеевич очень вовремя появился сам.

Он мгновенно уяснил ситуацию, бахнул на журнальный столик свой саквояж, вытащил оттуда одноразовый шприц в упаковке, ампулу с лекарством и коротко приказал мне:

– Придержи ее, чтобы не дергала рукой.

Я, когда чувствую себя виноватой, очень исполнительная. И послушная.

Все-таки хороших специалистов сумел подобрать в команду медиков Дворкин! Буквально через пару мгновений после введения лекарства Моника задышала нормально, синюшность лица сменилась не то чтобы здоровым розовым цветом лица, но хотя бы привычным бледным.

И разумеется, первое, о чем спросила девушка, едва смогла дышать и говорить, было еле слышное:

– Как там Паша?

– У него все хорошо, – успокаивающе улыбнулся Виталий Сергеевич, с хрустом отламывая кончик стеклянной ампулы с каким-то другим препаратом, – состояние стабилизировалось, он спит. И вам, голубушка, сейчас надо поспать.

Игла снова осторожно вонзилась в вену, и поршень медленно погнал препарат внутрь. Моника даже не пискнула, она вообще не смотрела на руку, она с надеждой смотрела на доктора:

– А папа? Что с ним? Он…

Взгляд девушки расфокусировался, поплыл, она сонно моргнула раз, другой, и вот уже веки сомкнулись, затылок удобно устроился на спинке кресла, и Моника уснула.

Виталий Сергеевич аккуратно перенес пациентку на кровать, снял с нее обувь, прикрыл одеялом и повернулся ко мне:

– А теперь идемте в вашу комнату.

– Зачем?

– А вы что, собираетесь спать здесь, в одной кровати с Моникой? Нет, если хотите, то конечно, но мне кажется, тут тесновато для двоих.

– Виталий Сергеевич, не говорите ерунды! – Я решительно поднялась с кресла и направилась к выходу.

– Да вы что! – возмутился эскулап, подхватывая свой саквояж и направляясь за мной. – Я вовсе не имел в виду… Эй, а куда это вы?

– Куда надо. – Я свернула в сторону холла. – А ерундой я назвала ваше желание вкатить и мне снотворное.

– Но как же? Александр Лазаревич…

– Что Александр Лазаревич? – Я в упор посмотрела на торопливо подошедшего ко мне Дворкина. – Что вы велели нашему уважаемому доктору, Александр Лазаревич? Отключить и меня тоже, чтобы под ногами не мельтешила, не мешала?

– Нет, – спокойно ответил Дворкин. – Чтобы отдохнула и набралась сил. Ранение у вас хоть и нетяжелое, но крови вы потеряли немало. А учитывая все события этого дня, отдых вам жизненно необходим. И ни в коем случае – волнения и переживания.

– Вот и не волнуйте меня! – Я довольно бесцеремонно оттолкнула пытавшегося меня оттереть обратно в тамбур главного секьюрити и направилась к Павлу.