Чары старой ведьмы - Михаил Бабкин

– Что же делать? – заволновался Хозяйственный. – Что делать? Я не могу… не хочу я вот так, ни с кем не посоветовавшись! Боюсь я. Тимка, а ну-ка заморозь меня. И немедленно! – Боня требовательно наставил на мальчика блестящий коготь. – Сто раз заморозь, для надежности! А когда найдешь подходящего волшебника, тогда меня и разморозишь. Сто раз, не забудешь?

– Сто раз, – с отсутствующим видом повторил Тимка. – Разморозить. Да-да, конечно! – он явно думал о чем-то другом.

– Эй, ты меня слышишь? – озабоченно проговорил Хозяйственный, легонько постучав Тимку по голове когтем. – Кто-нибудь в этом домике живет? Отзовись.

– Олаф, – вдруг выдохнул мальчик, восторженно глядя на Боню, – именно Олаф! Конечно. Как же я раньше не догадался!

– Что – Олаф? – шепотом спросил Боня, с подозрением глядя на Тимку. – Он, что ли, живет у тебя в голове? Э, братец, да тебя лечить надо.

– Только не драконьими лекарствами, – топнул ногой Тим, – и не лечить, а размораживать. И не меня, а Олафа! Балда я. И ты балда, потому что тоже не смог вовремя сообразить! Я же давным-давно мог бы нашего волшебника расколдовать. Еще тогда, когда узнал, как это делается.

– Да? – заинтересовался Боня. – Смелая мысль. Верная! Это насчет того, что ты балда. Я с тобой полностью согласен. Но как ты собираешься размораживать Олафа? Слетать верхом на драконессе в Закрытое королевство? День туда, день обратно, не меньше! Эх, не успеешь, однако. Я уже превращусь.

– Зачем же летать, – Тимка торопливо сунул руку в рюкзак, побренчал там вещами. – А стаканчик драконий на что? Через него и расколдую Олафа… Да куда же он запропастился?

– Скорей! – воодушевленно воскликнул Хозяйственный, нетерпеливо отбирая у Тимки рюкзак и разом высыпая все вещи на пол. – Вот он, стакан твой. Колдуй! Колдуй, балда ты наша сообразительная! Спаситель мой дорогой, – и от избытка чувств плюнул огнем, хорошо хоть в сторону, на стену.

– А вот этого делать не надо, – честно предупредил Тимка, хмуро глядя на огненное пятно, – не вовремя. Попадешь еще ненароком в меня, и все! Конец колдовству. И мне тоже. Давай-ка я тебя и впрямь на немного заморожу, а? Чтобы не мешал, – и Тимка полез под куртку за зрачковым камнем.

– Ты погоди меня морозить, – взмолился Боня, – я же самое интересное тогда пропущу. Я лучше в сторонке постою, ладно?

– Ладно, – великодушно согласился Тимка, – стой. И даже не дыши! Приступаю, – и поднял с пола стаканчик.

– Скажет еще – не дыши, – недовольно пробормотал Хозяйственный, отходя в сторону, – что-то я ни одного недышащего дракона не видал, – и засмеялся, поняв, что он сказал: Боня во всеуслышание произвел себя в драконы! – А почему бы и нет? – задумчиво сказал сам себе Хозяйственный, – очень даже может быть… – и почесал в затылке рубиновым когтем.

Каник ответил Тимке после первого же «Алле!». Как будто все это время нетерпеливо ждал тимкиного вызова, держа свой переговорный стаканчик под рукой. Вернее, под лапой.

Тим не стал подробно рассказывать лохматому дракону, чего у них наслучалось новенького за последнее время, обошелся лишь кратким, словно телеграмма, сообщением:

– Змея лютует, драконы воюют, у гномов разборки, Боня одраконел. А я придумал, как оживить Олафа! Каник, поскорее направь свой стакан на волшебника, вот так и держи, чтобы там ни произошло. А если что вдруг и произойдет, тогда кричи погромче! – после чего сунул зрачковый камень размораживающим концом в фиолетовую посудину и, выждав немного, принялся энергично расколдовывать беднягу Олафа.

Поначалу Тимке заглядывал в стаканчик после каждого десятого выстрела, чтобы убедиться, есть ли какие заметные изменения в облике волшебника или нет. И не переборщил ли он, не превратил ли Олафа в привидение? Но изменений пока никаких не наблюдалось, волшебник по-прежнему сидел за столом каменным изваянием.

Когда количество выстрелов перевалило за сотню, Тимка стал заглядывать в стаканчик гораздо чаще. Точнее – после каждого выстрела. Мальчик не помнил точно, сколько раз он заколдовывал Олафа, но то, что колдовских выстрелов было тогда сделано чуть больше сотни, Тим не сомневался. Потому что помнил, как после сотой, неудачной попытки расколдовать волшебника хотел было бросить эту бесполезную затею, но Боня попросил его «пощелкать еще чуть-чуть», на всякий случай.

На сто одиннадцатом выстреле из стаканчика донесся истошный рев Каника:

– Тим, больше не стреляй! Все, расколдовался Олаф: сидит, понимаешь, на стуле и чихает. Ожил, значит, – и дракон радостно присвистнул, да так, что Тимка чуть не оглох от его оглушительного разбойничьего посвиста.

– Дай, дай и я погляжу, – засуетился Хозяйственный и тут же отобрал у Тимки магический стакан. – Действительно, ожил, – удовлетворенно сказал Боня, всласть налюбовавшись видом чихающего волшебника. – Тим, иди-ка теперь на улицу и погуляй. Свою работу ты уж сделал, молодец! А Олафу я все сам расскажу. – Хозяйственный любовно погладил стаканчик. – Обстоятельно, с подробностями. О том, что в мире случилось, пока он сиднем сидел. Заодно и про беду свою поведаю. Может, у нашего волшебника какое противоядие от драконьих лекарств имеется? – Боня с озабоченным видом уткнулся глазом в переговорный стакан, сразу став похожим на какого-нибудь фельдмаршала, рассматривающего поле битвы в короткую подзорную трубу.

– Кутузов, – ехидно сказал Тимка. – Наполеон огнеплюйный, – и, показав в спину Боне язык, быстренько пошел гулять, как и было приказано. Тем более что объясняться с волшебником Тимке не очень-то и хотелось: мальчик подозревал, что Олаф будет не в очень большом восторге, узнав о его, тимкиных, экспериментах со зрачковым камнем. Да и кому приятно вдруг обнаружить, что он столько дней просидел на одном месте пыльным истуканом!

– Правильно, – решил Тим, – пускай лучше Боня за нас обоих теперь отдувается. Он нынче почти что дракон, с ним сильно не поругаешься, – и мальчик с легким сердцем вышел из темной пещерки колдуна.

Драконья Глава была внутри сумрачной и пустой, как театр без зрителей. Сквозь отверстие в крыше пирамиды пробивалось яркое полуденное солнце: столб солнечного света прожекторным лучом бил в черный мрамор пола, ничуть его не освещая и не согревая. Тимкины шаги гулко отдавались эхом от высоких стен – мальчик пересек пирамиду и, привычно протиснувшись сквозь багровую защитную пленку выхода, вывалился наружу, на волю. На простор для гуляния.

А на воле было хорошо! Свежий ветер, свежая трава и явно свежие драконы среди темных предгрозовых облаков… Только сейчас Тимка ощутил, какой стоялой гадостью он дышал в пещерке съеденного колдуна. Видимо, тот несчастный драконий маг или не любил сквозняков, или они сильно мешали ему в его колдовской работе. Во всяком случае, свою пещерку колдун никогда не проветривал.

Тимка вдохнул вкусного воздуха побольше, полной грудью, и радостно засмеялся. Просто так засмеялся, от хорошего настроения.