Цепкие лапы времени - Александр Плетнёв

Потеряв час, догрузились чем-то там еще (ящики, тюки), опуская кран-балкой в люки твиндека.

Затем палубу очистили от посторонних. Отдали швартовы.

Задрожав дизелями, забурлив водой в корме, судно, будто нехотя отлипло от причала, потянувшись на выход в океан.

* * *

– А чего я?.. – Перепелица достал последнюю из пачки, силясь вспомнить, где в суматохе сборов заныкал остальное курево. Стоял на корме, глядя на увядающий кильватер. С отплытием пришла расслабуха и спокойствие неизбежности принятого решения. Передразнил: – «Без мыла». Хотели все, а языки в… сфинктер позасовывали. А всего-то – подать рапорт. Пришел, сказал, нарисовался перед отцами-командирами – как говорится: у вас товар – у нас купец. Правда, купцы скорей они… я тут в роли красна мо́лодца… не девицы же[62].

Почему-то хотелось материться.

– Кого больше всего на свете должен любить человек?

На все наивное лохов-сокурсников, а в основном щебетание лохушек, где мелькало расхожее: маму, своего «единственного», своего ребенка – на тот момент в контексте «будущего», и даже находились зомбированные, кто влеплял «Родину» (ф-ы-ы, идиоты, еще бы Сталина припомнили), ответ: «Человек в своей жизни должен любить только одного человека – себя!» – запомнился, врезался в подкорку и был взят аксиомой.

Здоровый качественный эгоизм!

«Как, кажется, давно это было. Кто тогда поднял вопрос о себе любимом? Ах, ну да – сынок первого партийного, несомненный вожак для однокашников, красавчик, амурный гроза и вожделение всех девчонок института, всегда козырял своими оригинальностями. Фамилия у него была звучная… Впрочем, не ва́жны имена.

Шефы-американцы учат – меньше светить, не упоминать попусту, как они говорят – ники. Или никнэймы, a nick name на благородном английском».

А свой ник-нэйм – агентурный псевдоним, данный американским куратором, определенно импонировал. Образование и память услужливо подкидывали однокоренные ассоциации, завязанные на римско-цезарское – Октавиан…

И на музыкальное, полагая себя в немалом утонченной, творческой личностью – октава.

Или краткое окта – восемь… удачное, символичное совпадение случайных личных дат.

Можно сказать, что они угадали…

Обосновавшиеся по известному адресу на улице Чайковского иностранные резиденты, оценивая психотип агента «Октавия» и мотивацию, бесспорно угадали. Иначе с чего бы…

Встать этим утром в такую рань, пересилив себя через будильник, было сродни подвигу, учитывая, что необходимо было еще придумать и наложить грим, который следовало (это профессиональный аккуратизм – не погореть на мелочах) нанести и на руки. Молодые, надо отметить, всегда ухоженные руки.

Затем нарочито шаркающей походкой пенсионера припереться на набережную, на час раньше рекомендованного регламента (в здании министерства еще ни одного светящегося окошка… впрочем, светло уж, хоть и серо), расположиться среди прочих рыбаков (на взгляд – помешанных на крючках-поплавках-мотылях чудаках).

Не пачкаясь – не нанизывая на крючок мерзкого червяка, используя лишь имитатор-финтиклюшку, закинуть удило и, заняв позицию вполоборота… наблюдать – не проклюнется ли другая «рыбка».

И надо же – после стольких пустых дней вознаграждение или удача не замедлили случиться.

Окладистый интеллигентный мужчинка, что подошел к соседу-рыболову, что-то там оговаривая-«цокая» на что-то вытащенное тем из реки, по громким возгласам «килограмма на полтора», был не очень-то и похож на «заказанный объект», но… похож.

Хотя уверенности, если честно, не было, и следовало бы еще раз сравнить – после живого оригинала снова взглянув на фотопортреты.

Фотопортреты, что были получены из посольской «закладки» и согласно инструкции, по ознакомлению, подлежали уничтожению… но остались лежать в секретере за стопкой журналов.

Они там, в ЦРУ, прекрасно понимали – запомнить заказанные на поиск лица необученным непрофессионалам было проблематично. И даже дополнительно вложили особое руководство-методичку по ускоренному и качественному усвоению образов, в том числе посредством словесного описания.

«Но это просто удача, что этот тип подошел столь близко и его можно украдкой, но рассмотреть».

А между тем «объект» отговорил, развернулся и уходил! Что характерно не в сторону парадных ступеней министерства, а вдоль набережной, забирая правей… короче – мимо!

«Но… но как же?!»

Наряду с еще не остывшим торжеством приходит понимание, что установка «непогрешимых» шефов ошибочна – клиент пришел со стороны и уходит на сторону! Что подозревало скорей случайный характер встречи, а не на привязку-ловушку, на которую организовано наблюдение… сиречь министерство.

И что порождает неуверенность: «А тот ли этот? Или ошибка?» И глупейшее ощущение собственной неподготовленности и дилетантства на такой непредвиденный ход: «Идти, догонять? Проследить? Но не бросать же дурацкое удило, порушив всю легенду?!»

Бездарная растерянность находит выход, когда неожиданной мандражной трясучкой начинает щемить в мочевом пузыре: «Ну, конечно! Оставить все, и, как тут принято, по-свойски кинув: “я отлить”, протопать вслед…»

Да только поздно метаться – ушел и не догнать. Не побежишь же?

* * *

Теперь вставала дилемма – сообщать или не сообщать куратору? Мысль трепетала в голове весь день, подытоживаясь уже по возвращению домой, в квартиру, взглядом на зашторенное окно, закрытую форточку, которые надо было расшторить и открыть – условные знаки затребования контакта или закладки контейнера. Но сначала достать фотокопии:

– Вроде тот… а вроде – нет.

«И что доложить? О своем проколе? Случайный, скользящий характер встречи с клиентом не дает повода… и главное уверенности».

Однако давешняя растерянность как пришла, так и ушла: «Завтра будет день – будет пища. Засечь время и смотреть завтра».

А после двенадцати ночи обязательно включить радиоприемник. Это был почти еженощный ритуал – принять указания, если таковые будут. Да и просто послушать «голоса́».

За полночь фирмачевский «панас»[63] пошипел на необходимой частоте, проговорив незначащими фразами… Для агента «Октавия» сегодня опять ничего.

Рука крутнула колесико настройки на всегда интересующий канал, подстраивая, добиваясь приема без хрипоты…

Картавый диктор рассказывал о военной поддержке Кремлем преступного режима аргентинской Хунты, посягнувшей на территориальную целостность Великобритании, не без доли сарказма поздравляя советских военных летчиков, высадившихся на аргентинской авиабазе на Огненной Земле.