Главнокомандующие фронтами и заговор 1917 года - Максим Оськин

Пагубная «отрядность» не будет изжита и впоследствии. Еще в начале 1916 г., по истечении полутора лет Первой мировой войны, не только А.Н. Куропаткин, но и его верный сподвижник и ученик А.Е. Эверт не будут стесняться создавать сводные отряды, предназначавшиеся для решительной атаки. Дело дойдет до того, что Ставке придется официально запрещать создавать импровизированные отряды. Спрашивается: почему же не был осмыслен опыт Русско-японской войны, где негатив таких отрядов уже проявил себя в полной мере? Это явление стало одной из существенных причин потери управления: все командиры командовали сводными частями и часто разыскивали вверенные им войска, вместо того, чтобы командовать своими сражавшимися подразделениями. В ходе отступления управление еще более усугублялось, так как части вдобавок еще и перемешивались в кашу. Например, ген. Л. Соболев сообщал военному министру, что «за все время войны я одни сутки, и то не полные, имел в своих руках корпус в полном составе».

Штаб главнокомандующего стремился контролировать все войска без исключения, устанавливая мелочную опеку над каждым соединением. Прежде всего, каждый генерал должен был постоянно отсылать командующему телеграммы о своем положении, а тот своеобразно отвечал помощью, раздергивая резервы, которых, например, под Мукденом и так фактически не было. Перетасовка же войск только ухудшала положение, так как оставляла без резервов сначала командиров корпусов, а потом и самого главкома. Во-вторых, устанавливая такой контроль, Куропаткин старался проверять и перепроверять информацию посредством получения ее из нескольких источников. Причина тому — недоверие к высшим генералам и неверие в их силы и возможности. Один из таких начальников, командир кавалерийского отряда, вспоминал: «Во многом здесь надо считаться с обычаем, принятым у нас, когда командующий сносился непосредственно с младшими начальниками, помимо старших». В итоге создавалось двойное и тройное соподчинение как «результат вмешательства командующего армией в такие мелочи, как распределение и указание батальонов, рот и сотен…»{139} Жаль, что некому было контролировать деятельность самого Куропаткина. Ведь в ходе того или иного сражения многие начальники стремились продолжить бой, в том числе и наступательными действиями. Наиболее ярко это проявилось под Ляояном, когда войска еще верили в своего командующего, а моральный дух людей находился на недосягаемой для той войны высоте. Однако же генерал Куропаткин отступал от рубежа к рубежу. Постоянные приказы на отход, в том числе и после успешных боев, наряду с вмешательством А.Н. Куропаткина в распоряжения генералитета привели к пассивности командиров, а значит, и всей армии. Зато после войны Куропаткин пытался оправдаться ссылками на недостаток инициативы у своих подчиненных.

После отставки адмирала Е.И. Алексеева было решено разделить Маньчжурскую армию на три армии. А.Н. Куропаткин занял должность главнокомандующего всеми сухопутными и морскими силами, действующими против Японии на Дальнем Востоке, а пост командарма–1 принял ген. Н.П. Линевич — ветеран войны против Китая в 1900 г. Эта реорганизация побудила военное ведомство выслать на Дальний Восток массу офицеров Генерального штаба всех уровней. В итоге на театр военных действий прибыли все те офицеры, что станут главнокомандующими фронтами в период Первой мировой войны. В составе 5-й стрелковой бригады на фронт прибывает будущий главнокомандующий Кавказским фронтом, а ныне командир 18-го стрелкового полка Н.Н. Юденич. Начальником штаба 2-й Маньчжурской армии становится начальник штаба Виленского военного округа Н.В. Рузский. Должность генерал-квартирмейстера 3-й Маньчжурской армии занял заслуженный ординарный профессор Николаевской академии Генерального штаба М.В. Алексеев. Наконец, генерал-квартирмейстером полевого штаба главнокомандующего всеми сухопутными и морскими силами, действующими против Японии на Дальнем Востоке (то есть самого А.Н. Куропаткина) стал начальник штаба 5-го армейского корпуса А.Е. Эверт. Из будущих главкомов 1916 г. лишь ген. А.А. Брусилов не участвовал в Русско-японской войне, занимая в это время должность начальника Офицерской кавалерийской школы.

23 декабря 1904 г. после многомесячной геройской обороны пал Порт-Артур. Это означало, что в ближайшем времени против русских Маньчжурских армий будет переброшена 3-я японская армия М. Ноги, осаждавшая русскую крепость-порт. Желая воспользоваться пока еще существующим перевесом в силах, А.Н. Куропаткин предпринимает попытку наступления, получившего наименование сражения под Сандепу. В ходе боев 12–16 января русские атаки были успешно японцами отражены. Немалую роль в неуспехе опять сыграли распоряжения главнокомандующего. Что касается сражения под Сандепу, то советский исследователь пишет: «Особенно замечательны три распоряжения главнокомандующего: 1) запрещение 2-й армии переходить линию Хегоутай — Датай — Ханьмантай — Саньцяцза; 2) оповещение всех офицеров, что предстоит не общая атака неприятеля, а лишь овладение его передовыми позициями; 3) запрещение командующему 2-й армией пользоваться его же собственным резервом: Сводно-Стрелковым и 10-м армейским корпусами»{140}. Иными словами, атаковала врага одна только 2-я армия Гриппенберга. Вмешательство главкома не позволило Гриппенбергу ввести в бой резервы в тот момент, когда наметился перелом в бою за Сандепу. Также 16 января, когда укрепленная деревня Сандепу была уже охвачена русскими частями, Куропаткин приказал отступать. Командарм–1 ген. Н.П. Линевич 3 февраля записывал в своем дневнике: «Очень удрученным я нашел Куропаткина. Он исхудал, поседел, осунулся, и хотя еще не теряет энергии… Он как-то сжался в себе, утратил распорядительность…»{141}

Отсутствие успеха, деморализация войск и штабов, порочность управления войсками — все это способствовало росту взаимного недоверия в среде высшего генералитета. Не доверяя своим же ближайшим помощникам на постах начальников корпусов и командующих армиями, главнокомандующий создал такую систему отчетности, при которой штаб А.Н. Куропаткина в обязательном порядке получал ту же самую входящую информацию, что получали более низшие начальники от своих подчиненных. Не только в ходе боев, но и в периоды затишья Куропаткин отдавал войска приказания через головы командармов. В то же время штабисты, делая донесение командарму, в обязательном порядке должны были отправлять копию и Куропаткину. Выходило, что штабы и войска порой выполняли противоположные приказания и распоряжения. Еще хуже становилось, когда часть штабных работников, видя бессилие командармов и комкоров, предпочитала иметь дело с главнокомандующим, который, разумеется, чем больше погрязал в текущих малозначительных деталях, тем больше терял управление и реальный контроль над ситуацией.

Большие потери в людях и технических средствах ведения боя привели к постоянному фактору перестраховки в деятельности главнокомандующего. Так, под Мукденом, как известно, тяжелые орудия были еще до боя (19 февраля) сняты со своих позиций и отправлены в Телин. Причина тому проста — боязнь потерять орудия, так как это считалось позором, а гибель пехоты без артиллерийской поддержки — геройской доблестью. Вышло, что пехотные соединения отбивали атаки противника, поддерживаемого артиллерийскими ударами.