Тревожная осень - Андрей Дымов

И вот теперь он может. Вопрос в том, когда он был счастливее, тогда или сейчас. Вопрос, на который ему нечего ответить, особенно в сложившейся ситуации.

Смотри-ка, уже метро «Электросила». Здесь он работал первые четыре года после университета. Как быстро они с Ванечкой пролетели на машине путь от метро до его института, после перестройки превратившегося в бизнес-центр.

Остановка 39-го автобуса у станции метро «Московская». Сколько раз в молодые «безмашинные» годы он стартовал на этом автобусе в свои командировочные вояжи. Тысячу раз, две тысячи? Кто ж считал? Во всяком случае, очень много.

Но если бы не было его бесчисленных командировок и каторжного труда, как в институте возле «Электросилы», так и в Публичке, он и сейчас ехал бы в аэропорт не на машине с водителем, а сначала на метро, а после – автобусом или маршруткой с этой остановки. Хотя нет, не было бы этого. Ни в какой аэропорт он не ехал бы, так как на Германию просто не нашлось бы денег. Не дай Бог, операцию пришлось бы делать у какого-нибудь Юрасика, собрав предварительно по родным и друзьям кто сколько может для удовлетворения корыстной душонки этого подонка.

Андрей Семенович думал об этом очень спокойно. Он вообще расслабился после поездки по Петербургу. Город, как родное существо, подпитал его энергией и убедил, что все будет хорошо.

– Все будет хорошо, – уверенно сказал он себе.

Через полчаса, предварительно заехав за Жизневым, они были в «Пулково».

Благодаря солидному командировочному опыту Андрей Семенович прекрасно ориентировался в аэропорту. Все его шаги были доведены до автоматизма, поэтому уже через две минуты они с доктором находились у границы, отделяющей пассажиров от провожающих. Он хотел, как обычно, сказать Ванечке: «Ладно, отдыхай от меня», – но вдруг вспомнил, что не отдал водителю письмо для жены. Его опять охватили сомнения, нужно ли это делать. Тогда он решил: «Посмотрю на входную дверь павильона вылета. Если первой войдет женщина, отдам письмо, если мужчина – заберу с собой».

Он бросил взгляд на дверь и чуть не выматерился вслух: мужчина и женщина вместе тащили к входу неподъемный баул. Толкая друг друга, они одновременно прошли через дверь.

Андрей Семенович понимал, что слишком долго стоит у дверей. Жизнев может это неправильно истолковать: подумает, что он в последний момент испугался и хочет удрать. Дымов решительно вытащил из внутреннего кармана конверт, передал его Ивану и быстро сказал:

– Если я не позвоню, обязательно, слышишь, Ванечка, обязательно в следующий понедельник отдай это письмо Элеоноре Ильиничне. Ты понял?

– Да-да, конечно. Не беспокойтесь: все будет сделано.

Дымов в этом не сомневался.

– Ну, Ванечка, отдыхай от меня, – сказал он, круто повернулся и направился к таможенному посту.

Через час они с Жизневым пошли на посадку. Поднявшись по трапу, Андрей Семенович остановился перед открытой дверью. Позади – полная труда и проблем, но не такая уж плохая жизнь, а впереди неизвестность. Он поднял глаза и увидел вежливо-напряженное лицо немецкой стюардессы с натянутой, как маска, улыбкой. Еще мгновение он постоял в дверях, но, чувствуя закипающую в вежливых глазах стюардессы ярость, решительно шагнул в распахнутый зев самолета.

В самолете Андрей Семенович и Жизнев подружились. После взлета стюардесса принесла им двести пятьдесят граммов водки, и они их по-братски разделили: Жизнев, которому через три часа нужно садиться за руль арендованной машины, налил себе пятьдесят, Андрею Семеновичу он великодушно разрешил выпить оставшиеся двести.

– Пейте, Андрей Семенович, пейте. Это я как врач говорю. Лучше вам завтра быть немножко с бодуна, чем сегодня вечером тратить невосполняемые нервные клетки.

После выпитого они впервые за время знакомства разговорились. Жизнев долго работал за рубежом в разных медицинских учреждениях, посетил почти все урологические конгрессы и прекрасно знал, как устроена медицина «у них» и «у нас». Причем он не говорил, что там все прекрасно, а здесь плохо. Это было бы неинтересно и не отличалось бы от кухонных посиделок. Наоборот, Жизнев утверждал, что у нас есть и хорошие руки, и светлые головы, но отсутствие нормальных стандартов здравоохранения и нищенское финансирование делают систему в целом крайне неэффективной.

И что, наверное, самое главное, Андрей Семенович наконец понял, почему Жизнев поехал с ним. Да, он платил ему за работу. Но доктор попросил у него столько, сколько мог бы заработать и в Петербурге, не отрываясь от семьи и бизнеса. Так что для Андрея Семеновича, любившего за каждым человеческим действием видеть причину, оставалось загадкой, зачем уважаемому доктору это путешествие.

Теперь он понял, что, кроме желания помочь, за решением Жизнева стояло такое прекрасное качество, как любознательность. Доктор хотел увидеть новую немецкую клинику и ее авторитетного руководителя, изобретателя какой-то важной операции и автора более трехсот пятидесяти научных публикаций с огромным индексом цитирования.

Андрей Семенович вспомнил, как он сам в молодости, без начальственного приказа, по собственному желанию мотался по заводам в маленьких городках Союза, где не то что нормально поесть, а в плохонькую гостиницу было сложно устроиться. И все для того, чтобы своими глазами увидеть разные производственные процессы. Зато как ему было интересно, сколько нового он узнал – такого, о чем не написано ни в одном учебнике. Это были его университеты, может быть даже более познавательные, чем у Горького. А в ЛГУ им. Жданова этому точно не учили. Кто знает, вероятно, без этих профессиональных скитаний-поисков в молодости не было бы у него сейчас ни защищенной докторской, ни собственной компании – ничего.

Андрей Семенович понял, что его сопровождает не просто наемный работник, а родственная душа, можно сказать пролетарий умственного труда. Два таких «пролетария» – настоящая сила, которой многое по плечу.

Дымову даже стало казаться, что он, как в молодости, летит со своей бригадой на завод решать какую-то важную, очень трудную, но вполне подъемную задачу. Ему стало легче, когда на какое-то время он забыл об истинной цели полета.

Три с половиной часа пролетели незаметно, и вот уже стюардесса с приветливой, но ничего не значащей улыбкой на лице приглашает их к выходу. А дальше – все на автопилоте. Звонок семье – чтобы не беспокоились, звонок заму, паспортный контроль, багаж, и вот они у окошечка Rent-a-car (аренда автомобилей), и через десять минут колеса их новенького «фольксвагена» принялись наматывать километры прекрасного автобана.

В организме Андрея Семеновича плескалось еще граммов сто непереваренной водки, рядом сидел симпатичный интересный собеседник, за окном пролетали ухоженные домики, а впереди был вкусный ужин в хорошем ресторане с еще, как минимум, ста граммами, которые он заранее выпросил у Жизнева.

И так было хорошо Дымову, что он подумал: «Вдруг произойдет чудо, и они будут ехать не два часа, как планировалось, а четыре или шесть. Причем, спроси его кто-нибудь, что бы это дало, он не смог бы ответить. Хотя что отвечать? И так ясно – бессонную ночь перед визитом к профессору.