Пастух своих коров - Гарри Гордон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Георгий, как на театре, отвернулся и фыркнул в сторону.
— Ничего, Маша, Бог мошенницу накажет. Кстати, дома она?
— Кто?
— Да Нелька же.
— Вот уж я за ней со свечкой не хожу. Помирать будет — воды не подам!
— Будто!
— За молоком, говорю, ко мне не ходи! Я и Славке наказала: не давай этой проститутке молока!
— Послушался?
— Как же! Экономика, говорит, Машка, должна быть экономной, ты в мои дела не лезь, и я в твои не буду. Вот и весь сказ. Тогда, говорю, не давай хоть навоза. У нас ведь как: у кого говно, тот и барин…
— Ладно. — Георгий поднялся. — Пойду я.
— Погоди. А правда, что ты ходишь, побираешься на церковь?
— Правда.
— Что ж молчишь?
— С вас-то что взять?
Маша пошуршала в углу и обернулась:
— Вот. Пятьдесят рублей хватит?
— Хватит, Маша, — сказал Георгий. — Хватит. Еще останется.
В сенях он услышал Машино бормотание:
— Все берут, берут… Хоть бы кто дал.
— Бог отдаст, дура, сказано тебе, — равнодушно ответил Василий.
Нелли выпрямилась над грядкой, поправила выбившиеся из-под косынки бесцветные волосы.
— Здравствуйте, — настороженно поздоровалась она.
Этот беспризорный грузин вот уже несколько лет мелькал на деревне. Вроде бы друг Якова Семеныча, но они редко появлялись вместе. Да и разные они. Этот — видный еще мужчина, важный, но общительный, с развевающимися седыми кудрями. А тот, Яков, — чувырло какое-то, еще шестидесяти нет и ни одного седого волоса, а все равно — дедок, как еще скажешь…
— Бог помочь.
— Спасибо, — вяло сказала Нелли. — Вроде июнь, а горит всё. Воды вон в колодце — на донышке. Насос забивается…
Исчерпав тему, она вопросительно уставилась на Георгия.
— А вы от Машки? Нажаловалась, небось?
— Вы это о чем? — рассеянно спросил Георгий. — А что, Володя дома?
— Володя уехал. На похороны. Родственник у нас умер. Вроде и старый, а все равно жалко.
— А вы почему не поехали?
Нелли досадливо помяла поясницу.
— Да ну, не люблю я похорон. А вы, собственно, по какому вопросу?
— Вы, вероятно, слышали, что деревня собирается строить…
— Митяй — это еще не деревня, — усмехнулась Нелли. — Уж не знаю, какие он преследует интересы, только он нам не указ.
— Но не только ведь Митяй. Еще Леша Благов…
— Ой, Лешка-то, Лешка! Вообще умора!
— Еще Шурик с телевидения…
— А этот! Несет в своем телевизоре что ни попадя. Красуется. Уши вянут. А правда, что он женился на…
— И еще — Яков Семеныч. И я, наконец.
— Вот вы порядочный человек, — Нелли стянула резиновую перчатку и помахала рукой. — Вспотела вся. Вы порядочный человек, хоть у нас и не прописаны. Зачем вам это надо?
— Так вы примете участие? Или Володю дождаться?
— Причем тут Володя? — помрачнела Нелли. — Нет, мы не увлекаемся.
— Чем? — не понял Георгий.
— Ну, всей этой божественностью. Святостью. Мы, медицинские работники, материалисты: Бог дал, Бог взял.
— Не понял, — заинтересовался Георгий.
— Я вам вот что скажу, — рассердилась Нелли. — Я хирургическая сестра. У меня на руках каждый день умирают люди. Куда ваш Бог смотрит!
— Бог, между нами, создал людей бессмертными. Мы сами себе навредили первородным грехом…
— Не надо. Я никогда не грешу. Не так воспитана, — покраснела Нелли.
«Какая тоска», — подумал Георгий и стал следить за коршуном, планирующим над лесом. Тот высоко зависал, стоял неподвижно, плавно кружил над чем-то, снижался и вновь зависал. От верхушки сосны отделился ворон, крупным махом пошел навстречу. Коршун исчез.
— Взять хотя бы Чечню, — долетел издалека голос Нелли.
— Чечню оставьте, — поспешно сказал Георгий. — Мы так зайдем далеко.
Чечня ныла и не заживала на душе Георгия вот уже лет сто пятьдесят, если не более.
— Послушайте, — устало сказал Георгий. — Бог не лекарь. Скорее бакенщик. Видели вешки на реке? Красная означает мель, белая — фарватер. Помни об этом и плыви как хочешь. Вот и весь Бог. А если он, по-вашему, лекарь — так ему ведь платить надо.
— Да, — оживилась Нелли. — Как платят нашему брату — хоть ложись и помирай. Если бы не приватные доходы…
— Вот видите! А Бог не бюджетник. Он лечит исключительно блатных. Зато блатным может стать каждый. Стоит только обратиться. Засим — всего хорошего.
— Постойте. А что, вы уже обошли кого-нибудь? Дают?
— Дают.
— А есть список? Можно посмотреть? Просто любопытно.
— Нельзя, — жестко сказал Георгий. — Тайна вклада.
От напряжения у Георгия стянуло затылок, заболели плечи, как после тяжелого физического труда. Солнце стояло высоко, воздух от жары искривлялся над землей, искажал травы. Испарения срывали пух с одуванчиков, парашутики вздымались, сверкая на фоне дальнего леса, и исчезали в белом небе.
Хотелось все бросить, хотя бы на сегодня, но дело есть дело, тянуть нельзя, пока Митяй не остыл. Предстояло зайти к Андрею Ивановичу, а это, вроде, не так противно.
Андрей Иванович в этом году вышел на пенсию, но в его слегка погрузневшей фигуре угадывался молодой шкодливый очкарик. Он прикинулся, что не догадывается о цели визита Георгия, повел его по участку, хвастая своими новостройками.
— А вот в этом теремке я тещу держать буду. Она у меня, красавица, будет в окошке сидеть с резными наличниками. Я электролобзик купил. Пойдем, покажу наличники. Узор сам нашел в каком-то каталоге. Там, правда, вологодские кружева. А что теперь делать — времени много. Вот — баню смастырил. Не хуже, чем у Митяя. Давай помоемся?
— Да погоди. Я сейчас был у Нелли, это что-то!..
— Наш Георгий был у Нелли, — запел Андрей Иванович, — сунул хмели ей сунели!..
Из дома выглянула жена Зина, покрутила пальцем у виска, приветливо поздоровалась.
— Совсем сдурел, старый.
— Да, так я почему про Неллю. Достала она меня. Нет ли у вас чего… вмазать?
Андрей Иванович потупился.
— С этим — к Зинке. Тебе она нальет. Я думаю.
— Георгию — налью. А ты давай, включай свой лобзик.
Граммов тридцать все-таки досталось Андрею Ивановичу.
Георгий, выпив стопку, зажмурился. Расправились легкие, наполнились кислородом, вздымали Георгия над грешной землей. В висках перестало стучать, пальцы перестало покалывать…