Пятый свидетель - Майкл Коннелли

Окружная прокуратура в последнее время работала под руководством временно назначенного главного прокурора, поскольку предыдущий пошел на повышение — в Генеральную прокуратуру и уехал в Вашингтон, округ Колумбия. Внеочередные выборы должны были состояться осенью, и пока выбор кандидатов трудно было назвать вдохновляющим.

Покончив с любезностями, мы пожали друг другу руки, и Фриман покинула офис. Усевшись обратно в кресло, я посмотрел на Аронсон:

— Ну, что думаете?

— Думаю, вы правы. Предложение слишком хорошее, а она его еще и улучшила. Что-то там у них не так.

— Да, но что? Мы не сможем воспользоваться этим, если не будем знать, что оно собой представляет.

Я склонился над столом, нажал кнопку селектора и попросил Циско зайти. В ожидании его мы молчали. Циско вошел, положил мне на стол телефон и сел на то место, где до него сидела Фриман.

— Я запустил проверку. Результат будет через три дня. Они там не очень торопливы.

— Спасибо.

— Так зачем приходила прокурорша?

— Она чего-то боится, но мы не знаем чего. Я знаю, ты досконально проверил все, что она нам дала, в том числе свидетельницу, но хочу, чтобы ты сделал это еще раз. Что-то изменилось. Чего-то, что, как они считали, у них в руках, больше нет. Мы должны выяснить, чего именно.

— Может, Марго Скейфер?

— Это как?

Циско пожал плечами:

— Просто исходя из опыта. Очевидцы ненадежны. Скейфер — важная часть их дела, оно ведь сплошь основано на косвенных уликах. Она отказалась от своих показаний, или выяснилось, что ее свидетельство сомнительно, вот и возникла проблема. Мы ведь уже знаем, что будет трудно убедить присяжных, будто она действительно видела то, что говорит.

— Но мы же с ней еще не беседовали.

— Она отказывается говорить с нами и не обязана это делать.

Я выдвинул средний ящик стола, достал карандаш и, засунув кончик под гипс, стал водить им вверх-вниз, чтобы почесать ладонь.

— Что ты делаешь? — спросил Циско.

— А на что это похоже? Чешу руку. Меня этот зуд с ума сводил на протяжении всей встречи.

— Знаете, что говорят насчет зуда в ладони? — спросила Аронсон.

Я посмотрел на нее, гадая, нет ли какого-нибудь сексуального подтекста в ее вопросе.

— Нет, а что говорят?

— Если чешется правая рука — получать деньги. Если левая — отдавать. Когда вы чешете ладонь, вы предотвращаете исход.

— Этому вас в юридической школе научили, Баллокс?

— Нет, это моя мама всегда так говорила. Она была суеверна. Верила в это.

— Что ж, коли так, я только что спас нам кучу денег.

Я положил карандаш обратно в ящик.

— Циско, попробуй еще раз подобраться к Скейфер. Постарайся застать ее врасплох. Появись где-нибудь, где она никак не ожидает тебя увидеть. Посмотри, как она прореагирует. Может, заговорит?

— Сделаю.

— Если она говорить откажется, пошуруй вокруг нее. Может, нароешь какую-нибудь связь, о которой мы пока не знаем.

— Если что-то есть, я найду.

— Именно на это я и рассчитываю.

16

Как я и ожидал, Лайза Треммел не пожелала идти на сделку, которая обещала сократить срок ее пребывания в тюрьме до семи лет, даже несмотря на то что в противном случае ей грозил срок в четыре раза больший. Она предпочла отказаться и использовать шанс на оправдание, и я не мог ее за это осуждать. Поскольку я по-прежнему терялся в догадках относительно внезапно возникшего сердечного расположения прокуратуры к моей клиентке и объяснял это некими появившимися там трудностями, то считал, что это дает нам шанс в процессуальной борьбе. Если моя клиентка желает бросить кости — так тому и быть. В конце концов, на кону стояла не моя свобода.

На следующий день по пути с работы домой я позвонил Андреа Фриман, чтобы довести до ее сведения эту новость. В течение дня она несколько раз оставляла мне сообщения, но я из тактических соображений не отвечал на них — чтобы заставить ее попотеть. Однако, как выяснилось, никакого жара у нее не было. Когда я сказал, что моя клиентка отвергла предложение, она только рассмеялась.

— Что ж, Холлер, можете теперь снова отвечать на сообщения вовремя. Я несколько раз пыталась сегодня связаться с вами. Предложение было отозвано в десять часов утра. Треммел следовало принять его вчера вечером, быть может, это лет на двадцать сократило бы ей тюремный срок.

— Кто отозвал предложение? Ваш босс?

— Я сама. Просто передумала.

Я не мог представить себе причины, которая менее чем за сутки могла спровоцировать столь драматический разворот событий. Единственным, что, по моим сведениям, произошло утром, было то, что поверенный Луиса Оппарицио подал ходатайство об аннулировании повестки о явке его клиента в суд. Но я не видел связи между этим событием и резкой переменой в отношении Фриман к нашей сделке.

Поскольку я ничего не ответил, Фриман решила завершить разговор:

— Итак, советник, увидимся в суде?

— Да. И — просто к вашему сведению — я собираюсь докопаться, Андреа.

— Докопаться до чего?

— До того, что вы скрываете, чем бы это ни оказалось. До того, что привело вас ко мне вчера и заставило сделать то предложение. И не важно, что теперь, как вы считаете, все разрешилось, я все равно докопаюсь. И когда начнется суд, это будет лежать у меня в заднем кармане.

Она рассмеялась, и этот смех моментально положил конец уверенности, с которой я сделал свое заявление.

— Как я уже сказала, увидимся в суде, — повторила она.

— Да, я непременно там буду, — ответил я.

Отложив телефон на подлокотник, я попытался понять, что же происходит. И тут меня осенило. Можно считать, что секрет Фриман уже у меня в кармане.

Письмо Бондуранта к Оппарицио находилось среди вороха документов, которые перелопатила Фриман. Может быть, она только теперь нашла его и сообразила, как я могу его использовать, выстроив вокруг него всю защиту. Такое порой случается. Прокурор получает дело с массой неопровержимых на первый взгляд улик, и его подводит самоуверенность. Он продолжает работать с этими уликами, а другие потенциальные доказательства до поры проходят мимо его внимания. Иногда он обнаруживает их слишком поздно.

Уверенность моя крепла: наверняка дело в письме. День назад именно это письмо ее напугало. Но теперь она вновь обрела покой. Почему? Единственное различие между вчера и сегодня — ходатайство об аннулировании повестки Оппарицио. И тут я понял ее стратегию. Прокуратура поддержит отмену повестки. А если Оппарицио не будет выступать в качестве свидетеля, я не смогу предъявить присяжным письмо Бондуранта.