Русь измочаленная - Юрий Гаврюченков

— Нас-то зачем позвал? — резонно вопросил Михан.

— Одному не справиться, надо плиты тяжёлые ворочать, — признался Филипп. — И с вами проще, чем с ратниками. Вы парни молодые, службой в дружине не испорченные, так что найденное не отберёте. Поделим между собой поровну. Если вы бахвалиться не начнёте, никто и не прознает. Вещей у Даздрапермы Бандуриной немного, лишь то, что она несла. Трое спокойно спрячут на себе. Ну, вперёд, на дело?

От речей таких, сказанных подле укрывища, парни пришли в смущение. Неловко было отказываться, вроде как получалось, что обманули доверие.

— Была не была! — отважился охочий до приключений Михан, у которого ростовщические закрома разожгли молодецкую алчность до всего и вся. — Идёшь, мой кислый друг?

— Иду. — Жёлудь хотел только одного, чтобы Михан отгнил с расспросами о походе на больничку. Молодой лучник страсть как боялся проболтаться о спрятанном там золоте.

Железная дверь была заперта на висячий замок, но Филипп, повозившись, отпер его. Парни сошли в гробницу, принюхиваясь к сырости изъеденного мхом камня и, к своему удивлению, не обнаруживая намёка на могильный тлен. Лестница была короткой. Пол располагался примерно на половине роста ниже уровня земли, само же помещение оказалось размером как поставленные бок о бок четыре телеги. В центре стояла низенькая каменная домовина — аккурат, чтобы поместить в неё невысокого толстого человека.

— Цела-целёхонька, — бард озарил мятущимся светом гробницу, изучил и остался доволен. — Пора начинать.

Крышка гранитного саркофага была закреплена по углам глубоко ввинченными бронзовыми болтами. Шляпка одного осталась залита сургучом, но с остальных чьи-то шаловливые рученьки успели сбить пломбы. По лужицам сургуча заметно было, что сбивали и подновляли пломбы не единожды. Бард выудил из-за пазухи отвёртку и начал орудовать, пыхтя от натуги, — за долгие годы резьба прикипела. Время шло, прилепленная к крышке свеча таяла.

— Есть! — Филипп выкрутил винт с палец толщиной и длиною в локоть. — Давай-ка ты.

Михан поплевал на ладони и азартно приступил к работе. Бард выудил из кармана пяток слипшихся огарков, где-то по случаю скоммуниженных, пересадил на них огонёк догоревшей свечи, прилепил к саркофагу.

— Со всей заботой о трудящихся, — голос его в тесной гробнице звучал глухо. — Даёшь встречный план, предусматривающий высокие показатели и более короткие сроки выполнения!

— Пятилетку за три года согласно соцобязательствам, в рот те ноги! — прокряхтел Михан.

— Ого, — после паузы кивнул деятель искусства. — Это где ты так научился?

— У эльфов наслушался. Я из Тихвина, — ответил молодец и положил тяжёлый болт на усыпальницу Бандуриной.

— Ах да, забыл, совсем от пьянок мозги сгнили, — привычной скороговоркой отболтался бард.

Последний винт достался Жёлудю. Он сбил четвёртую печать с узилища самого прошаренного манагера Москвы и легко справился с задачей.

* * *

Атаку едва не проспали. Дремавший за столом трапезной Щавель вскинул голову и ясным голосом сказал:

— Лузга, посмотри, кто там шастает.

Лузга тоже спал вполглаза и потому сразу отправился выполнять приказание. Он был на пороге, когда Щавеля будто кипятком окатило, такая прошла по телу горячая волна. Он выдернул из чехла лук, вскочил и заорал:

— Падай, Лузга, падай!

Лузга, который уже отворил входную дверь, замешкался. Стрела пролетела у него над плечом, щёлкнув оперением по мочке. Рослая фигура, возникшая из темноты, пошатнулась и отступила обратно во мрак.

— Падай! — снова крикнул Щавель, прилаживая другую стрелу.

Дружинники повскакали, схватились за оружие. Сверчок мгновенно оценил обстановку.

— Скворец, Храп — на дверь. Фёдор, прикрой проход с кухни. Карп, двигай столы, окна закрывай!

Лузга не упал, а отскочил за притолоку, тем и спасся. С улицы грохнули три выстрела, вылетело стекло, десятник Фёдор повалился, сражённый в спину.

— Гаси огни! — гаркнул Сверчок. — Они на свет целятся!

Щавель ринулся к окну, сбивая по пути лампы, до которых мог дотянуться. Обозники Карпа ставили на попа тяжеленные обеденные столы из тёсаных колод, заслоняя директрису стрельбы.

— Отринь! — бросил Щавель, стоя сбоку от окна, левое стекло которого наполовину вынесла пуля. Обозники прислонили стол к стене, чтобы сразу можно было закрыть, коль возникнет необходимость.

С задней стороны трапезной донёсся тяжёлый удар, треск досок, потом ещё и ещё, рубили топором.

— Держать задний проход! — проорал Сверчок. — Держать задний проход закрытым!

С улицы грохнул ещё один залп, чмокнул в дерево свинец.

— Приготовиться, — скомандовал Сверчок. — Сейчас полезут!

Прижавшийся к краю оконного проёма Щавель выступил с луком наизготовку и пустил стрелу на вспышку выстрела. Он успел различить вскрик, прежде чем его перекрыл дружный вопль атакующих:

— Впер-р-ё-о-од!!!

Щавель снова спустил тетиву. Стрела разгоняется с расстояния одного метра, но человеку в бушлате много не надо. Боец с кавалерийским топором, ломившийся к окну, охнул и повалился наземь. Входная дверь, подпёртая кое-как столом, слетела с петель от дружного удара ног.

— Это «медвежата»! — крикнул Скворец.

Новый сокрушительный удар сдвинул стол, который удерживали ратники, и сильно накренил дверь. Лузга просунул в щель стволы обреза и спустил курок. Взметнулся к небесам дикий вой. Лузга выждал, когда раненого оттащат, и пальнул из другого ствола. Куцый обрез метал картечь как умалишённый, с близкого расстояния она не обошла вниманием никого из штурмовиков.

— «Медвежата», вы что, запретного поели? — воспользовался шансом Скворец вступить в переговоры, когда нападавшие откатились. — Куда вы ломитесь, как на буфет?!

— Пошёл на йух! — было ему ответом, а также вой и рычание.

С кухни рубка дерева прекратилась, там началась мясня.

— Карп, иди со своими в зад! — распорядился Сверчок. — Мы тут удержим.

На улице сверкнуло, бахнуло, пуля пронзила дверь и стукнула в бок плешивого ратника. Дружинник скрючился. К нему тут же бросился Альберт Калужский.

Глаза привыкли, и Щавель уже видел в темноте. Человек с коротким ружьём метнулся, чтобы помочь нападавшим у главного входа, должно быть, просунуть ствол и пальнуть. Щавель спустил тетиву. Стрелок споткнулся, припал на колено, но тут же встал. По его движениям было заметно, что он ещё способен участвовать в бою. Вторая стрела свалила «медвежонка» с ног, и он больше не делал попытки подняться.

Третий стрелок притаился за забором через улицу, бил сквозь щель и благоразумно не высовывался. У дальней стены трапезной горела лампа, которую не успели загасить, и она предательски подсвечивала цели. На кухне вовсю рубились. Кто кого одолевает, было не понять. Стрелок опять саданул по главному входу, нападавшие убрали раненых и ринулись на штурм.