Лёка. Искупление - Эдуард Верин

Снежана завопила и сделала то же, что минутой раньше принесло успех Лёке – свободной левой рукой схватила бывшую подругу за волосы. Лёка взвыла, но не отступила. С полминуты длилась эта ожесточенная борьба, Снежане удалось больно укусить Лёку за плечо. Но Лёка была выше, сильнее, и в конце концов ей удалось защелкнуть браслет на запястье Снежаны.

Лёка отпрянула – ее пленница вновь была надежно прикована к трубе. Обе тяжело, прерывисто, со свистом, дышали. С грязных лиц стекали струйки пота.

Лёка отступила от Снежаны на шаг назад. Она попыталась потереть рукой укушенное плечо, но потом охнула и положила ладонь на бок – почка пульсировала, горела, и эта боль была сильнее боли в плече.

– Будь ты проклята, тварь! – с ненавистью прокричала побежденная Снежана. – Проклята! Проклята!

– Зря стараешься, Снежка, – устало сказала Лёка и осторожно потрогала налившийся синяк под глазом. – Я уже проклята!

– Да пошла ты! – бросила Снежана и отвернулась к стене.

Лёка постояла, посмотрела на Снежану, но ничего не ответила и вышла из комнаты.

3

Темнело.

Лёка вышла на улицу и присела на крыльцо. Ей не хотелось идти в дом. Она чувствовала себя разбитой. Драка со Снежаной лишила ее последних сил. Под глазом болело, и Лёка подумала, что синяк, наверное, не сойдет недели две. Как она объяснит его появление милиционерам, если они зайдут к ней завтра?

– Лёка! – послышалось со стороны калитки.

Истошно залаяли собаки.

У калитки стоял Вася Шишкин. Теперь он был в гражданской одежде и один.

Лёка медленно поднялась, подошла, вышла за ворота.

– Привет, – сказала она.

– Привет. – Он внимательно поглядел ей в лицо. Конечно, он заметил налившийся синяк под ее глазом, но ничего говорить не стал.

– Я был не в курсе, что ты вернулась, – сказал он.

– А я тогда, днем, даже не сразу узнала тебя, – призналась Лёка. – Как живешь?

– Как видишь – служу в милиции, – сообщил Вася. – Недавно получил майора.

Он достал из кармана пачку сигарет, вынул одну, прикурил от дорогой зажигалки.

Пока Вася закуривал, Лёка молчала. Она чувствовала – Вася пришел не просто так, и разговор предстоит серьезный. Но, чтобы отдалить этот разговор, спросила:

– А семья у тебя есть?

– Да, – кивнул Вася.

– И кто она?

– Ты ее не знаешь. Она в другой школе училась. У нас сын, пять лет. Мы в центре живем.

В груди у Лёки слегка колыхнулось что-то похожее на женское тщеславие и угасло. А что, если бы он сказал: «Семьи нет, потому что я всю жизнь люблю только тебя»? Было бы приятно? И что она ответила бы тогда?

Лёка усмехнулась: какие пустяки, какие микроскопические вещи интересовали ее когда-то!

Вася глубоко затянулся и выпустил изо рта колечко дыма. Он давно так умел, с детства. А потом он заговорил о том, ради чего пришел.

– Знаешь, – начал он, – когда я шел работать в милицию, то мечтал быть чем-то вроде Шерлока Холмса – умным, проницательным сыщиком, который «с одной трубки» раскручивает любое дело. Надеялся, что у меня к этому талант. Теперь я понимаю, что никакого такого таланта нет. Не только у меня – ни у кого. Шерлоков Холмсов на свете просто не бывает. Но кое-чему работа в милиции меня все-таки научила – я почти всегда понимаю, когда мне врут. И уж тем более я с детства знаю, когда мне врешь ты!

Он замолчал и внимательно посмотрел на Лёку. Так он никогда не смотрел на нее в детстве, и Лёка поняла – это взгляд не друга Васи, а майора Шишкина.

– Давай сядем, – сказала она и кивнула в сторону поросшего мхом толстого бревна, которое так много лет валялось рядом с забором, что казалось чем-то неотъемлемым от него.

– Давай, – согласился Вася.

Они сели.

– Лёка, – начал Вася. – Ты ничего не хочешь мне рассказать?

– О чем? – спросила Лёка еле слышно.

– О Снежане Преображенской. Ты ведь знаешь, что с ней случилось, правда?

– Да, – ответила Лёка. – Знаю.

1

Когда Лёка закончила свой рассказ, уже совсем стемнело.

Какое-то время Вася просто сидел, не зная, что и сказать.

– Вот это да-а! – наконец протянул он. – Я догадывался, что не все в порядке, но такое…

Он развел руками.

Лёка молчала и сосредоточенно смотрела куда-то вдаль.

– Ты хоть понимаешь, что так делать нельзя? – начал Вася.

– Понимаю, – легко согласилась Лёка. – А как можно?

– Ты не должна была ее сюда привозить! – Василий в раздражении звонко хлопнул себя ладонью по колену. – Ты должна была ее как-то уговорить!

– Я пыталась, – заверила его Лёка. – Но она не захотела меня слушать.

Вася глубоко вздохнул.

– Есть закон, по которому только она решает, делать аборт или нет, – сказал он. – Именно она решает, понимаешь?!

– Понимаю, – сказала Лёка, все так же глядя вдаль. – Тогда это плохой закон – вот и все! Мало ли в мире было дурацких законов? Во время войны немцы евреев миллионами сжигали – и все нормально, все по закону. Только потом эти законы отменили, и тех, кто сжигал – повесили. А тех, кто пытался этому помешать, стали считать героями.

– Если так рассуждать, то каждый урка себя оправдает плохими законами… – сказал Вася насмешливо. – Если все начнут решать, какой закон нравится, какой – нет, это ж от криминала будет не продохнуть!

– При чем тут все? – не поняла Лёка. – Я не все. Да и не урка, хоть и преступница, конечно.

– Так тоже каждый считает, понимаешь?!

– Зачем ты мне все это говоришь, Вася? Какая мне разница – кто как считает? Причем здесь урки какие-то? Пойми – это все не главное!

– А что главное?

– А главное то, что ребенок Снежаны до сих пор живой! А если бы она сделала то, что хотела, его бы уже два дня назад разорвали на части. Знаешь, как делается аборт?

Вася достал из пачки еще одну сигарету.

– Не так чтоб очень, – сказал он неопределенно.

– Есть такая штука – абортцанг, – сказала Лёка. – Это такие длинные щипцы с остро отточенными колечками на концах. Абортцанг вводится в матку, и там им щелкают, как ножницами. Кольца кромсают тело ребенка на кусочки. Отрывают маленькие ручки, ножки, голову…

– Все, хватит на ночь ужастиков! – прервал ее Вася. – Я на работе достаточно гадостей насмотрелся. Не хочу слушать про это!

– Не хочешь – не надо, – сказала Лёка и замолчала.