Жена криминального авторитета - Анастасия Франц

Но я не договорила, замявшись. Мне неприятно об этом говорить. А тем более вспоминать. Хватает и того, что вижу кошмары во снах, просыпаясь каждый раз с капельками пота на лице, сбившимся с ритма сердцем и страхом, пронзающим всё моё тело, что это вновь и вновь произойдёт.

— Не договаривай. Я знаю, — мягко мне говорит, и его пальцы бережно водят по моему запястью — гладят, принося успокоение, теплоту и расслабленность.

Между нами повисает минутная тишина, а потом он добивает меня. Его слова попадают мне прямо в сердце.

— Это я тогда тебя спас.

— Что?!

Вскрикиваю, но получается как-то хрипло и еле слышно.

То, что я сейчас слышу, правда? Да нет, этого просто не может быть. Я бы помнила, знала. Да мне бы родители рассказали об этом. Но…

Резко вскидываю взгляд. Смотрю прямо в глубину его чарующих глаз шоколадного оттенка. Всё глубже и глубже проникая.

Глаза. Его глаза. Те, что также каждую ночь мне снились, пытаясь уберечь меня от опасности. Которые закрывали, не давая пробраться моим страхам и боли внутрь.

И я вспоминаю. Да, это они меня спасли. Они дали мне жизнь.

Рука непроизвольно тянется к лицу Марата. К уголкам глаз, где вижу еле заметные морщинки. Касаюсь их. Мой муж смотрит на меня, не отрываясь, пристально, внимательно.

Качаю головой.

— Да. Это ты. Твои шоколадные глаза, — голос тихий, а сердце сбивается и вновь начинает биться, набирая обороты. — Ты меня спас, — повторяю, чувствуя на своих губах солоноватый вкус.

Облизываю нижнюю губу и прикусываю её.

— Ты. Это был ты.

Сбивчиво шепчу, а Зверев на это только кивает. В голове сумбур и ничего не укладывается, но я чётко теперь понимаю, что он меня спас. Марат Зверев, мой муж, меня спас.

Тяжело выдыхаю, прикрываю глаза и уже двумя руками тянусь к мужчине. Обнимаю его, утыкаюсь в шею, глубоко вдыхаю его запах.

Руки Марата обхватывают мою талию, притягиваю к себе, крепче обнимая.

— Но это ещё не всё, девочка, — шепчет мне на ухо, а его большие и крепкие ладони гладят мою спину.

Я отрываюсь от него немного, не понимая, о чём он говорит. Вопросительно на него смотрю.

— Это было чуть раньше. И именно этот кусок своей жизни ты забыла. С одной стороны, это хорошо, но с другой — плохо. Лучше бы я тогда умер, ведь тогда бы с тобой ничего не случилось, — объясняет мне, но я ничего не понимаю.

Хмурюсь от его последних слов, которые пронзают сердце резкой стрелой, колют болью, отчего дышать становится всё тяжелее и тяжелее. О чём он вообще говорит? Он обвиняет себя в том, что случилось со мной? Почему? Нет. Он не может быть ни в чём виноват. Кто угодно, но не он.

Он же спас меня.

— О чём ты, Марат? Я тебя не понимаю, — качаю головой.

Аврора

Я не понимаю, что вообще происходит и о чём говорит мужчина. В голове крутятся непонятные обрывки прошлое, я пытаюсь ухватить и понять, что имеет в виду мой муж. Но сердце сжимается в тиски от его слов, которые колют, царапают душу.

— Марат, о чём ты говоришь? — повторяю я дрожащим голосом и сжимаю пальчики в кулаки.

— Меня тогда пытались убить. Но ты спасла меня, девочка, — говорит серьёзно и смотрит в глаза. — Ранение. Тяжелое. Буквально почти в миллиметре от сердца.

Ахаю от его слов, и пальчики руки прикасаются ко рту, прикрывая судорожный стон, что слетает с губ.

— Ты меня спасла, — повторяет, а его рука тянется к моим волосам и заправляют прядь волос за ухо, при этом его пальцы вплетаются мне в пушистые копну, придерживая за затылок. — И из-за этого поплатилась. Из-за меня тебя изнасиловали. Я в этом повинен. И даже в том, что за тобой следят и желают убить, а я, чёрт возьми, не могу ничего с этим поделать.

Произнося последние слова, мужчина рычит, сцепив челюсть так, что желваки на скулах ходят ходуном, а глаза наливаются кровью, будто он прямо сейчас готов убить того, кто повинен в моих страданиях.

— Прости, девочка, — соприкасается своим лбом с моим и выдыхает ещё одно “прости”, из-за которого по моим щекам бегут слёзы и падают вниз.

— Прости… Прости… прости, — повторяет как заведённый, опаляя моё дыхание своим, но уже двумя руками обхватывает мою голову, будто не желает, чтобы я хоть на миллиметр от него отодвигалась.

Сердце сжимается ещё сильнее от его слов, от того, что он — сильный, здоровый мужчина — просит у меня прощения. Я не помню, что тогда произошло. Белый лист. Но чёрт возьми, Зверев не виноват. Это было моё решение, и только я несу за него наказание, но никак не он.

Обхватываю своими ладонями его голову и вжимаю в себя ещё сильнее.

— Не говори так. Не надо, — говорю полушепотом, почти соприкасаясь своими губами с его. — Не проси прощения. Не говори о том, что лучше бы ты умер, чем я спасла тебя. Я не помню этого фрагмента жизни, но если бы это повторилось, я бы сделала то же самое. Не говори так больше. Я не хочу слышать это, — сбивчиво шепчу, прикрывая глаза, судорожно целую в его губы, не понимая и не помня себя. — Я хочу, чтобы ты был рядом. Со мной. Здоровый и невредимый.

А потом обнимаю его за шею своими тоненькими ручками, прижимаясь всем сердцем к его широкой и сильной груди, утыкаясь лицом в шею, вдыхая его запах. А слёзы в это время всё текут и текут, не прекращаясь.

Сильные руки перемещаются ко мне на талию и спину, сжимая в своих тисках всё сильнее и сильнее.

— Девочка моя. Аврора, — шепчет на ухо и целует чуть ниже, а меня от этого действия будто простреливает тысячами вольт, а с губ вот-вот сорвётся стон, но я прикусываю нижнюю губу, не желая, чтобы он сорвался.

— Я всегда буду тебя защищать. Я убью того, кто это сделал с тобой. Я тебе обещаю, — даёт клятву, а у меня от неё сердце в пятки уходит.

Отстраняюсь от мужчины и заглядываю в его глаза. Качаю головой.

— Нет. Нет. Ты не должен. Не лезь, не трогай их. Прошу, Марат.

А потом меня вдруг осеняет, и я вскрикиваю, округляю глаза и шокированно смотрю на своего мужа. Перевожу взгляд вниз, на его рану, потом вновь смотрю в его глаза и вновь вниз.

— Это этот человек в тебя стрелял? — дрожащим, охрипшим голосом спрашиваю и заглядываю в его глаза, не желая, чтобы он мне сейчас соврал о том, что это не так.

Мозаика в моей голове вдруг складывается, и от того, что приходит в мою голову, страх сковывает, пронзает острым кинжалом, не давая глубоко вздохнуть. Лишь прерывистый вздох срывается с моих губ.

— Я хочу знать. Это так? Это он в тебя стрелял?

— Да, — говорит тихо и прикрывает свои веки, будто он не хотел этого говорить.