Бомбардировщики - Андрей Максимушкин

— С огнями ты догадался? — спросил Овсянников.

— Нет, лейтенант Самойлов, — Чернов махнул рукой в сторону дежурного офицера.

— Молодец, сокол, — одобрительно пробасил подполковник, — вовремя сообразил. А что там, Иван Васильевич, за налет был? Потери есть?

— Потерь нет. Другое плохо, — заместитель опустил глаза и потянулся к полупустой кружке с давно остывшим, подернувшимся пленкой чаем.

Допив бурую жидкость, Чернов начал доклад. В два часа ночи с севера послышался шум самолетов. Дело привычное, несмотря на то, что немцы этой ночью не работали, а нашим еще рано было возвращаться, никто на приближающиеся самолеты внимания не обратил. Сам Чернов решил, что это перебрасывают группу бомбардировщиков на новый аэродром или разведчик ищет свою базу. Да, честно говоря, ничего он не думал. Слишком расслабился за последние дни. Даже освещение не выключил. Грубое, прямо скажем, нарушение. Да еще с учетом поступившего позавчера приказа, запрещающего нарушать режим светомаскировки.

Англичане уже неоднократно наносили удары по Франции. Но, во-первых, бомбили они порты. Во-вторых, погода на дворе такая, что стоит двух десятков зениток. Найти цель под такой облачностью можно только чудом.

Неизвестные самолеты кружили севернее аэродрома. Затем гул усилился. Ясно было, что приближается целая группа, не менее десятка многомоторных машин. Вышедший на крыльцо перекурить майор Чернов видел, как над аэродромом почти над самой землей прошли несколько тяжелых самолетов. Шум моторов стих. Неизвестные удалялись. Потом на востоке, в перелеске, в небо взлетели ракеты. Две белые и пять синих. Нет, это не шифрованный сигнал, стреляли, чтоб привлечь внимание летчиков барражирующих в небе самолетов.

Люди не успели ничего сообразить, слишком все было неожиданно, слишком мирная обстановка царила в окрестностях Ла Буржа. Война где-то далеко, за Английским каналом. Через несколько секунд это заблуждение рассеялось. Самолеты повернули на аэродром. Англичане прошли прямо под кромкой туч. А затем на землю посыпались бомбы. Яркие вспышки взрывов на летном поле и между капонирами. Грохот, летящие во все стороны комья земли, осколки, куски бетона.

Все произошло слишком быстро. Ночь, черная мгла над головой, мягкий, успокаивающий свет прожекторов на наблюдательных вышках, кружащие над головой самолеты. Тишину разорвали свист бомб и раскаты взрывов. Противник сыпанул одной серией, хорошо, что неприцельно, и моментально исчез за тучами. Расчет одного 37-миллиметрового автомата успел выпустить вдогонку англичанам очередь, но это от злости и с досады. Чернов был уверен, что зенитчики даже не видели, куда стреляли.

Уже потом Иван Васильевич понял, что им просто повезло. Самолетов на аэродроме практически не было. Люди спали. Противник ударил по освещенной площади летного поля. Бомбили с лету, малая высота и высокая скорость не дали англичанам возможности прицелиться как следует и выбрать наиболее интересные объекты. Часть бомб вообще легла за пределами поля. Хорошо, что не по жилому поселку.

Близкими разрывами сорвало крышу с каменного сарайчика на окраине аэродрома. Осколки изрешетили фюзеляж стоявшего рядом с интендантским складом списанного и ждущего своей очереди на разборку избитого, покалеченного бомбардировщика. Две бомбы повредили заграждение периметра. Повезло часовому, вовремя бросился на землю. Обошлось даже без контузии, присыпало парня грязью и все.

Куда хуже, это Чернов понял потом, были попадания в бетон летного поля. Летчикам возвращающихся с задания бомбардировщиков придется садиться в темноте, есть риск попасть стойкой шасси в воронку.

Придя в себя, майор объявил общий сбор и распорядился срочно засыпать воронки. Впрочем, от этой затеи быстро пришлось отказаться: работа не на один час. Ограничились тем, что отметили наиболее опасные воронки прожекторами.

Командир зенитной батареи получил незаслуженный втык по самые гланды. Чернов понимал, что старлей Авраменко ни в чем не виноват, все вместе прошляпили англичан. Не могли зенитчики стрелять по неопознанным самолетам без приказа. Это могли оказаться свои. Но профилактический нагоняй зенитчики получили, а то расслабились как на курорте. Здесь вам не тут. Франция — это не Крым, здесь стреляют и, бывает, бомбят.

Капитан Гайда примчался на КП через три минуты после налета, одним из первых. Быстро определившись с ситуацией, особист поднял в ружье два стрелковых отделения и помчался ловить неведомых «доброжелателей». Стрельба ракетами в районе аэродрома проходила по его ведомству. По мнению летчиков, оперуполномоченный взялся за дело слишком рьяно. Прибежал, задал пару вопросов, даже не выяснил, не погиб ли кто под бомбами, сразу поднял людей и умчался в ночь.

С другой стороны, Михаила Гайду можно было понять: нечего мешаться под ногами, летчики и воентехники лучше знают, как последствия налетов ликвидировать. Особист должен не внешними, а внутренними врагами заниматься. Вот и помчался шпионов ловить. Может, кого и приволочет, к настоящему времени капитан Гайда все еще рыскал за пределами аэродрома. Во всяком случае, никто из персонала ни особиста, ни его людей не видел.

— Вот такие наши дела, — подвел итог Чернов.

К тому моменту, когда заместитель закончил свой рассказ, на аэродром вернулись шесть экипажей во главе с капитаном Страховым. С минуты на минуту ожидались остальные. По всем расчетам должны подлетать к своей базе.

Овсянников больше всего беспокоился за старшего политрука Абрамова. Так уж вышло, что помполит ему попался слишком приземленный. Не в том смысле, что обычно вкладывают в это слово, нет, человеком Дмитрий Сергеевич был хорошим, умным, но не влюбленным в небо. Для летчиков старой закалки это много значило: не наш, и все тут. Как помощник командира по политподготовке Абрамов Овсянникова устраивал. Большинство однополчан относились к политруку с уважением.

Будь все иначе, Овсянников и не выпускал бы Абрамова на задания без особой надобности. Но, к несчастью, командование дивизии на такие вещи смотрело косо, считалось, что помполит должен быть примером во всем. Сам Дмитрий Абрамов тоже хоть и побаивался летать, но от вылетов на задания не уклонялся, даже одним из первых освоил технику ночных полетов. Чего это стоило Абрамову, знал только он сам и его экипаж. Тем не менее, этот факт повлиял на отношение однополчан к помполиту. Мужика считали своим.

И вот сегодня старший политрук Абрамов не вернулся на аэродром. Всего полк недосчитался пяти экипажей. Кто из них сбит над Англией, кто не дотянул до континента на горящей машине и упал в море, кто сел у соседей, кто пошел на вынужденную в поле или разбился при посадке — неясно. Все надеялись на благополучный исход, но жизнь есть жизнь, на войне убивают.

Кроме всего прочего, два экипажа повредили машины при посадке. Попали в воронки. К счастью, никто не пострадал, а самолеты можно отремонтировать. Прибежавший на аэродром Селиванов обругал летчиков последними словами, заявил, что с таким отношением к машинам инженерная служба без работы не останется, а летунам придется переквалифицироваться в пехоту. Что ж, в словах военинженера была доля правды, работать-то придется ему и его людям. Оргвыводов, естественно, не последовало, командование полка понимало, что повредившие самолеты летчики ни в чем не виноваты. Они сами себя наказали, оставшись безлошадными.