Единственный вдох - Люси Кларк

– Что такое, Ева?

Тяжело дыша, она говорит:

– Давай уедем, ладно? Прости меня. Я хочу уехать.

– Но мы только…

– Пожалуйста, – умоляет Ева так отчаянно, что едва узнает собственный голос.

Сол начинает вытаскивать ключи из зажигания и вдруг замирает.

Он смотрит на женщину, которая вышла на крыльцо. Ровесница Евы, с рыже-каштановыми волосами, в джинсах и просторной футболке. Худые плечи и босые ноги. Скрестив руки на груди, она глядит на пикап, пытаясь понять, кто это приехал.

Когда из машины выходит Сол, Жанетт откровенно удивляется. Видно, что когда-то она была очень красива.

– Сол? Что ты здесь делаешь?

– Прости, что без предупреждения. Я приехал… не один. – Сол кивает в сторону Евы.

Надо выйти из машины, но ноги у Евы будто окоченели. Она вытирает потные ладони о джинсы, кожа под ними горит.

Вот и его жена. Мать его ребенка.

Сол подходит к пикапу и зовет Еву. Сделав глубокий вдох, она открывает дверь и выходит. Наступает в грязную лужу, вода затекает в босоножки.

Взгляд Жанетт не сулит доброты. Они пристально смотрят друг на друга.

Молчание прерывает Сол:

– Жанетт, это Ева. Она хочет поговорить о Джексоне.

За несколько недель до нашей свадьбы мне начали сниться кошмары, в которых ты встречаешься с Жанетт. Во сне ты идешь к алтарю в красивом белом платье, и в твоем кольце отражаются отблески витражей, но затем я поднимаю вуаль и вижу не тебя, а Жанетт.

Из-за этих кошмаров я попросил тебя не надевать на свадьбу вуаль. Помнишь, я сказал, что это как-то старомодно?

Жанетт преследовала меня не только во сне. Однажды ты поздно вернулась после вечерней смены, и, пока я готовил омлет, ты рассказала, что у вас появилась новая медсестра – Жанетт.

Я замер над плитой, голова закружилась, тело обдало жаром.

– Как она выглядит?

– В смысле? – удивилась ты.

– Ну, молодая или старая? – нашелся я.

– Примерно моего возраста.

Омлет начал пригорать, но у меня и в мыслях не было помешать его или выключить плиту. Огромных усилий мне стоило сосредоточиться и произнести два слова:

– Откуда она?

Ты задумалась, потом сказала:

– Из Лидса.

Я рассмеялся. Рассмеялся, расслабившись.

– Что такое? – Ты подошла ближе.

– Извини, – ответил я, выключив конфорку. – Сумасшедший день на работе, не обращай внимания.

Я обнял тебя за талию, коснулся губами гладкой кожи на твоей шее.

– Я просто рад, что ты наконец дома.

В тот момент я подумал: «Я пойду на что угодно, лишь бы вы с Жанетт не встретились».

На что угодно.

В прихожей темно и тесно, пахнет горелым. Мокрые босоножки Евы поскрипывают – только бы не оставить следы на полу. У синего табурета в ряд стоит детская обувь, и Ева силой заставляет себя пройти мимо.

Они заходят в прямоугольную гостиную, где чувствуется легкий запах плесени. Между двумя старыми диванами – низкий журнальный столик, на нем лежат игрушечные машинки, некоторые без колес и дверей.

Ева с Солом становятся у окна, выходящего в сад. Снаружи ветер треплет пустую веревку для белья.

Жанетт замирает в дверном проеме, прижимая руки к груди. Выпить не предлагает, присесть тоже. Хотя на лбу залегли глубокие морщины, высокие скулы и бледно-зеленые глаза напоминают о былой красоте.

Его первая любовь.

– Ребенок спит, – говорит Жанетт, то ли оправдываясь, то ли предупреждая.

На буфете из темного дерева стоят несколько фотографий в рамках. Есть ли на них Джексон? Поворачиваясь, чтобы посмотреть, Ева ловит взгляд Жанетт, и та спрашивает:

– Кто-нибудь скажет мне, в чем дело?

Сол глядит на Еву.

Пора объясниться, но у нее в голове застряла лишь одна мысль: Джексон жил в этом доме. Может, сидел вот здесь на диване, укачивая Кайла. Может, стоял у окна в обнимку с Жанетт. А может, смотрел регби по телевизору – подавшись вперед и прижав кулаки к лицу, прямо как дома, в Лондоне.

– Ева приехала из Англии, – начинает Сол, чтобы прервать молчание. – Там она и познакомилась с Джексоном. – Он кивает Еве, чтобы та продолжала.

Во рту пересохло, в горле застрял комок.

– Где у вас туалет? – вдруг спрашивает Ева.

Жанетт натянуто улыбается.

– По коридору и направо.

Еву переполняет тревога: повторяющийся кошмар о Джексоне заполняет все мысли, и ей приходится остановиться, опереться о стену. Это был просто сон, но Ева так измучена и ее ощущение реальности так искажено, что кажется, будто Джексон сейчас появится из-за угла.

Надо умыться холодной водой, успокоиться. Ева идет дальше по коридору, однако не поворачивает направо к туалету, а замирает у приоткрытой двери напротив.

Яркими цветными буквами на ней выложено имя «КАЙЛ». Ева оглядывается – никого нет – и заходит в комнату.

Ветер раздувает задернутые шторы. Пахнет свежим бельем, мокрой травой и чем-то сладким. На боку, спиной к Еве, спит мальчик, слышно его ровное дыхание. Так хочется взглянуть на него, увидеть в его лице черты Джексона.

Ева касается рукой живота, чувствуя внутри бесконечную пустоту. Потрогать бы этого малыша, подержать его на руках. Его мягкие темные волосы завиваются на затылке. Ева подходит ближе, но вдруг скрипит половица, и Кайл ворочается, что-то бормоча.

Ева замирает. Если она разбудит мальчика, придется как-то объяснять Жанетт и Солу, что она делала в детской. Затаив дыхание, она ждет, пока Кайл успокоится. Сколько раз на ее месте стоял Джексон? Сколько раз наблюдал, как засыпает его сын? Поверить невозможно, что он оставил малыша, бросил семью и начал новую жизнь в Англии.

Кайл затих; Ева осторожно выходит в коридор и там замирает у двери. Голова кругом. Вот доказательство обмана Джексона. Он был отцом, главой семьи – и об этой жизни Ева ничего не знала.

Она снова оглядывается и почему-то открывает дверь в соседнюю комнату.

Видимо, это спальня Жанетт. Тут чисто, правда, кровать не заправлена. Тумбочка только с одной стороны, на ней пустой стакан и серебряные сережки в форме полумесяцев. Ева открывает ящик: фонарик, две книжки, заколки для волос и тюбик крема для рук без крышечки.