Странная погода - Джо Хилл

– Не стоит вам это делать, – сказала она ему совершенно спокойно.

Ее револьвер вновь выстрелил: треск, хлопок, вспышка света. Он – инстинктивно – выстрелил в ответ, и большая часть ее правого легкого, отлетев, шлепнулась на стол.

У него кожа на голове зудела. Ствол ее «смит-вессона» все еще смотрел в пол. Если его застрелили, то он этого не почувствовал бы, не сразу. Она же уставилась на него озадаченным, потрясенным взглядом. Когда попыталась заговорить, то захлебнулась кровью. Правая ее рука пошла вверх вместе с оружием. Он перехватил ее, вывернул револьвер из ее ладони и тогда же увидел, как компьютер свесился со стола и ударился об пол. Он мысленно проиграл треск, хлопок и вспышку света, потом отделался от наваждения, не давая тому полностью овладеть сознанием. Нет. Он слышал выстрел. Он уверен: то был выстрел. Уверен: то был выстрел, а не звук падающего компьютера. Ему была даже памятна пуля, пролетевшая так близко, что, похоже, дернула ткань его рубашки.

Новообращенная осела. Он едва не шагнул, чтобы подхватить ее, но в последний момент левой рукой отвел ее в сторону, чтоб она не упала на него. В ней не было уже человека. Одно лишь вещественное доказательство. Она плюхнулась поперек Роджера Льюиса и затихла.

В ушах стоял какой-то звон – ни пойми, ни разбери. Мир вокруг него разросся и воссиял, на миг у него мелькнула смехотворная мысль, будто он близок к потере сознания.

Воздух сделался сизым от пальбы. Келлауэй вышел из конторы, старательно обойдя кучу мертвецов.

Келлауэй увидел другую террористку: лежит на спине, глаза в потолок уставлены, рукой все еще стискивает взрыватель с кнопкой. Он шагнул поближе, пинком вышиб из руки взрыватель. Стало интересно, какой же взрывчаткой она начинила свой пояс, который немного смахивал на переделанный рюкзак-кенгуру для переноски младенцев.

Увидел пару маленьких смуглых кулачков, вцепившихся в перед ее платья, но увиденное для него было лишено смысла – поначалу. Он осмотрел взрыватель в ее правой руке и понял, что это серебряный нож для вскрытия писем с опалом на ручке вместо черной кнопки. Келлауэй нахмурился. Вновь взглянул на пояс шахидки со взрывчаткой. Шапочка, прикрывавшая головку младенца, сползла. Ему стал виден дюйм затылка, покрытого рыжевато-коричневым пушком.

– Ну не срань ли, блин, господня! – донесся голос справа.

Келлауэй повернулся и увидел толстяка, напоминавшего Джону Хилла. Он подошел справа и стоял позади Келлауэя, вошел, все еще держа в руке свое буррито на завтрак. Взглянул на тела, лежавшие кучей в конторе, потом на мертвую женщину с мертвым младенцем.

– Ее-то вы зачем застрелили? – изумился толстяк. – Она же просто пряталась, чел.

– Я тебя спрашивал, кто в магазине. Ты сказал, что мусульманка, женщина-стрелок.

– Не говорил я! – воскликнул толстяк. – Вы спросили, кто внутри находится. Я сказал: мусульманка, женщина-стрелок и хозяин. Срань господня. Я-то думал, вы пойдете и защитите ее, а вы, блин, ухандокали ее начисто, как безумец какой!

– Не я ее ухандокал, – произнес Келлауэй ровно и веско. – Эта сучка бешеная в конторе ее убила. Понятно? Это не я. Это она. Скажи, что тебе понятно.

Толстяк засмеялся, немного диковато. Он не понял. Совсем-совсем не уловил. Махнул рукой на зеркальную стену, куда ударила пуля, пройдя сквозь тело арабки и ее малыша. Серебристо-розовая паутина, расползшаяся по стеклу, отметила точку попадания.

– Да я ж, блин, видел, как вы ее пристрелили. Сам видел. Плюс, пулю извлекут из стены. Экспертиза, медицина судебная. – Он покрутил головой. – Я-то думал, вы остановите побоище, а не продолжите его сами. Вы убили людей больше, чем она! Иисусе, я просто рад, что вы и меня не подстрелили!

– Хм, – вырвалось у Келлауэя.

– Что?

– Раз уж ты о том заговорил, – сказал толстяку Келлауэй и поднял фасонистый узорчатый револьвер стрелявшей женщины.

10 час. 59 мин.

Харбо первым одолел лестницу, прогромыхав по ступеням в черной тефлоновой амуниции шестидесяти фунтов весом[47]. На полпути он наступил на что-то мягкое и услышал крик. Тощий черный малый улегся на ступенях, и Харбо наступил ему на руку каблуком ботинка. И понесся дальше, не извиняясь. Когда ты в самой гуще массовой перестрелки, хорошие манеры – это первое, что летит к чертям собачьим.

Добравшись до верха лестницы, Харбо прижался спиной к круглой оштукатуренной колонне и бросил взгляд на галерею второго этажа. Картина, мать ее, прямо-таки из апокалипсиса: два акра полов из полированного мрамора, ярко освещенные, и всего несколько человек вокруг, причем все прячутся за растениями в кадках или лежат, распластавшись, на полу. Как в том кино про шагающих мертвяков, захватывающих торгцентр. По трансляции звучали мелодии группы «Матчбокс 20».

Харбо двинул вперед, проскочил коридор, еще двое из их команды бежали за ним вслед – Слотер и Веласкес. Всю дорогу он держал оружие на мушке. Ребята называли это временем игрищ, охоты и пальбы.

Он влип в стену с одной стороны входа в магазин и сунулся своей укрытой шлемом головой глянуть внутрь помещения. Впрочем, одного взгляда хватило, чтобы понять, и Харбо на несколько дюймов опустил оружие. В одном углу стоял один-единственный торгцентровский охранник лицом к разбитому зеркалу. Малый был в трансе, ошеломлен, тыркал пальцем в пулевое отверстие в центре стекла. Оружия на нем не было, но рядом с ним на витрине лежала пара пистолетов.

– Эй, – окликнул Харбо негромко. – Полиция.

Малый, похоже, взбодрился, тряхнул головой, отошел от разбитого зеркала.

– Можете отбой давать. Все кончено, – произнес он.

Копу торгцентра было за сорок, ладно скроен, сильные руки, сильная мускулистая шея, стрижка как у морпеха.

– Сколько слегло? – спросил Харбо.

– Стрелявшая в конторе, поверх одной из жертв, – стал перечислять охранник. – Оба мертвые. И тут у меня еще трое. Один – младенец. – Он не запнулся на этом слове, но вынужден был прочистить горло, прежде чем выговорил его.

У Харбо при этом все внутри перевернулось. У него самого дома девятимесячная кроха была, и ему вовсе не по нутру осматривать малютку с черепом, расколотым, как розовое яйцо. Тем не менее он зашел в магазин, почти неслышно ступая тяжелыми ботинками по толстому ковру.

Толстячка, лет, может, двадцати отбросило на витрину: пулевое отверстие почти точно меж глаз. Рот толстячок полуоткрыл, будто собирался возразить. Харбо бросил взгляд на мертвую девушку, блондинку, лежавшую в конторе поверх белого мужчины.

– Вы ранены? – спросил Харбо.

Охранник отрицательно повел головой:

– Нет… просто… мне бы присесть.

– Сэр, вам следует покинуть это место. Мои коллеги вас проводят.

– Мне просто хочется задержаться тут на минутку. С той женщиной. Просто хочу посидеть рядом с ней малость, сказать, что я сожалею.