Девушка в башне - Кэтрин Арден

– Да, Касьян Лютович? – заинтересованно спросил он. – Москвичку?

– Нет, – мягко ответил Касьян. – Она была издалека. Она была очень красивой.

Вася прикусила губу. Касьян всегда был очень скрытным. Он молчал чаще, чем говорил. Обычно он говорил лишь с Дмитрием, когда они ехали рядом, передавая друг другу бурдюк с медом. Теперь к нему прислушивались все.

– Что с ней случилось? – спросил Дмитрий. – Ну же, рассказывайте.

– Я любил ее, – осторожно продолжил Касьян. – Она любила меня. Но она исчезла в тот день, когда я собирался увезти ее в Башню Костей и сделать моей. Больше я ее не видел. – Он замолчал и резко сказал: – Теперь она мертва. Вот и все. Налей-ка мне еще похлебки, Василий Петрович, пока эти обжоры все не съели.

Вася поднялась, чтобы сделать это. Но ее поразило выражение лица Касьяна. Оно выражало тоску и нежность, когда он говорил о мертвой любимой. Но – лишь на мгновенье, в самом конце – появилась такая ярость, что она вздрогнула. Она ушла есть свой суп к Соловью, решив больше о Касьяне Лютовиче не думать.

* * *

Зима все еще была суровой, полной сильных морозов и мертвых нищих, но старый жесткий снег был уже не тот, когда Дмитрий Иванович въехал в Москву с двоюродными братьями за спиной: монахом Александром Пересветом и мальчиком Василием Петровичем. С ними также был Касьян и его люди, которые по настоянию Дмитрия не отправились домой.

– Ну же, Касьян, оставайся в Москве и будь моим гостем на Масленицу, – предложил Дмитрий. – В Москве девушки красивее, чем в твоей старой костяной башне.

– Не сомневаюсь, – усмехнулся Касьян. – Хотя я думаю, вы хотите поговорить о моей дани, государь.

Дмитрий оскалился.

– И это тоже, – сказал он. – Разве я не прав?

Касьян лишь рассмеялся в ответ.

Они проснулись, когда поднялся вихрь снежных хлопьев, и поехали в Москву вдоль широкой реки. Город возвышался белой короной на черном холме, скрытый занавесью из снега. Его бледные стены пахли известью, башни пронзали небо. Саша все еще не мог сдержать волнения при виде этого города.

Вася ехала рядом с ним, ее брови были усыпаны снегом. Ее улыбка была заразительной.

– Сегодня, Сашка, – прошептала она, увидев первые башни, выступающие над серо-белым миром. – Сегодня мы увидим Ольгу.

Соловей чувствовал настроение своей наездницы. Он почти пританцовывал на ходу.

Вася вжилась в роль Василия Петровича. Когда она показывала трюки на Соловье, мужчины хвалили ее. Когда она брала копье, Дмитрий смеялся над ее неуклюжестью и обещал всему научить. Когда она задавала вопросы, на них отвечали. Ее выразительное лицо понемногу озарялось робким счастьем. Из-за этого Саша острее чувствовал свою ложь и не знал, что делать.

Дмитрий привязался к Васе. Он пообещал ей меч, лук, хороший кафтан.

– Место при дворе, – сказал как-то князь. – Войдешь в мой совет и будешь управлять людьми, когда подрастешь.

Вася кивнула, покраснев от удовольствия. Саша смотрел на нее и скрипел зубами. «Дай Бог, Оля придумает, что делать, – думал он. – Потому что я не знаю».

Когда тень ворот упала на лицо Васи, она изумленно вдохнула. Московские ворота были сделаны из дуба и обиты железом. Они были выше нее в пять раз, стражники стояли наверху и внизу. Но главным чудом были сами стены. В Лесном Краю Дмитрий истратил золото отца и высосал кровь из своих людей, чтобы построить каменные ворота. Подпалины у основания говорили о его дальновидности.

– Видишь? – сказал Дмитрий, показывая на одну из подпалин. – Три года назад Ольгерд, великий князь Литовский, осадил город. Нелегко тогда пришлось.

– Они придут снова? – спросила Вася, уставившись на почерневшие камни.

Великий князь рассмеялся.

– Нет, если он мудр. Я женился на дочери князя Нижегородского, бесплодной твари. Ольгерд будет глупцом, если решит пойти против ее отца и меня.

Ворота со стоном распахнулись. Обнесенный стенами город затмевал небо. Он был больше, чем Вася представляла. На мгновенье ей захотелось сбежать.

– Смелее, мальчик, – сказал Касьян.

Вася благодарно посмотрела на него и подтолкнула Соловья вперед.

Конь ступал, куда она велела, но его уши понуро поникли. Они прошли через ворота. В бледной арке эхом разносились возгласы людей:

– Князь!

Крик подхватили и разнесли по узким улицам Москвы.

– Великий князь Московский! Храни вас Бог, Дмитрий Иванович!

И даже:

– Благословите нас! Монах-воин! Воин света! Брат Александр! Александр Пересвет!

Крики прокатились по городу, уносились все дальше и дальше, вырывались и менялись, закручиваясь, словно листья в бурю. Люди выбежали на улицы, и толпа окружила ворота кремля. Дмитрий въехал с достоинством, хотя и устал в пути. Саша касался рук людей и осенял их крестным знамением. Слезы сверкнули в глазах пожилой женщины. Какая-то девушка тянула к Саше дрожащие пальцы.

В криках Вася уловила обрывки обычных разговоров.

– Только посмотрите на гнедого жеребца. Вы хоть раз видели такого?

– Без узды.

– И с мальчишкой на спине. Перышко на таком коне.

– Кто он?

– Кто же?

– Василий Храбрый, – рассмеялся Касьян.

Люди подхватили крик:

– Василий Храбрый!

Вася прищурилась. Касьян пожал плечами, скрывая улыбку в бороде. Вася была рада резкому ветру – был повод натянуть капюшон и шапку пониже.

– Ты герой, Саша, – сказала она, когда ее брат поравнялся с ней.

– Я монах, – ответил он. Его глаза светились. Туман легко ступал под ним, выгнув шею.

– У всех монахов такие имена? Александр Пересвет?

Саша смутился.

– Я бы отказался от него, если бы мог. Это не по-христиански.

– Как ты получил это имя?

– Суеверия, – отрезал Саша.

Вася открыла было рот, чтобы выведать всю историю, как под копыта Соловья бросились дети. Жеребец резко встал и почти поднялся на дыбы, чтобы никого не раздавить.

– Осторожнее! – крикнула Вася детям. – Все хорошо, – ласково сказала она коню. – Мы почти пришли. Слушай меня, слушай, слушай…

Конь с трудом успокоился. По крайней мере, он снова встал на землю. «Мне не нравится здесь», – признался он.

– Тебе понравится, – сказала Вася. – Скоро. У мужа Ольги хороший овес в конюшне, и я принесу тебе пряники.

Ее слова не убедили жеребца. «Я не чую небо».

Вася не знала, что ответить. Они миновали лачуги, кузницы, амбары и лавки во внешних кольцах Москвы. Теперь они подбирались к сердцу города: Вознесенскому собору, Архангельскому собору и боярским теремам.