Улей - Елена Тодорова

— Ева, — осторожно одергивает ее Ольга Владимировна. И тут же извиняющимся тоном поясняет для Марго. — Она слегка нервничает из-за предстоящего события.

— Я понимаю, — натянуто произносит женщина.

— Нет, не понимаешь, — резко обрывает Ева, заставляя Пашкевич опасливо вжиматься в спинку кресла. — Посмотри на себя! Какая цаца! Не потеряй вдохновение, работая на Исаевых. Вся Одесса захлебнется в рыданиях!

— Ева! Ты ведешь себя совершенно недопустимо.

— Брось, мама! Я веду себя соответственно ситуации, — нервно вздрагивает. — Кто-то вообще понимает, что творится с моей жизнью? Хоть кто-нибудь понимает? Набралось зрителей немало, но никто не понимает, о чем эта гнусная драма, — словно бы отвергая происходящее, прикрывает глаза и встряхивает головой. Резким властным взмахом руки останавливает поднявшуюся с дивана мать. — Оставляю все на твое усмотрение, мамочка. Смотри только, никаких километровых шлейфов и пышных юбок. В гроб не поместится.

Поднимаясь по лестнице, хохочет с беззаботностью и хладнокровием сумасшедшего человека.

Пару часов спустя, после очередного вразумляющего монолога матери, Еву затягивает непривычная ей флегматичность. Ее не трясет от потребности в двигательной активности. Не поджигает изнутри азарт. Не манит шумный город. Ей настолько неинтересна бушующая за пределами ее тихой спальни жизнь, что впору бы сойти с ума по-настоящему.

Она лежит поперек кровати, утопая в льющейся из наушников музыке. Вертит в сознании обрывочные воспоминания. Сжимает пальцами металлический жетон Титова. В сотый раз читает высеченные на нем данные: «Адам Титов. 09.04.1998. I+».

Время уплывает. Просачивается, словно вода, и растворяется в масштабности огромной Вселенной. Еве кажется, что она слышит мрачный счет отмерянных ей дней. Но она не заинтересована в том, чтобы делать хоть что-нибудь.

Пока у порога ее дома не появляется Литвин. Исаева забывает с ним поздороваться и, буквально вырвав из его рук чуть измятый конверт, захлопывает дверь.

Спрятавшись в относительно уединенном месте — спальне дедушки Алексея — извлекает содержимое. Это черная картонная карточка с красной выпуклой надписью «True blood». Чуть правее на ней значится номер — 911. А на обороте мелким косым почерком выведено: Адам Титов. Днепр/18 ноября/22:00. Встреча.

И все внутри Евы меняется, будто срабатывает какой-то переключатель.

— Я очень тебя прошу, не ходи к нему, — серьезно уговаривает Даша, наблюдая за суматошными сборами подруги.

— Вот еще! Чтобы этот кретин подумал, что я испугалась? Ни за что!

— Ева, этот парень сумасшедший.

— И что с того? Господи! Мне-то что? — легкомысленно восклицает Исаева. — Разве меня это способно остановить?

Неспособная унять внутреннюю тревогу, Дарья машинально следует за суетящейся девушкой по пятам.

— Подумай сама, — чтобы звучать внушительно, старается говорить спокойно. — От Одессы до Днепра немаленькое расстояние. Это длинная поездка за рулем по плохой дороге. А твоя рука еще не до конца восстановилась. — И все-таки не в состоянии сдержать волнение, выдыхает с нервной дрожью: — Это чужой город, в конце концов…

— Захара, — Исаева на ходу обхватывает лицо подруги руками и довольно смеется. — Ты зря волнуешься. Зря!

Подбегает к туалетному столику. Взбивает длинные волосы руками. Улыбается своему отражению.

— По-моему, ты слишком уж радуешься предстоящей встрече, — изумляется Захарченко, замечая восторженный блеск в глазах Евы.

— Я радуюсь предстоящей схватке.

— Ну-ну… Будь хоть капельку благоразумной. Подумай, зачем он тебя туда зовет?

— Чтобы нанести ответный удар, — абсолютно спокойно произносит Ева и в два слоя обводит губы красной помадой.

— Тебя это совсем не пугает?

— Нисколечко.

— Тогда я еду с тобой, — решительно заявляет Дашка.

[1] Грейс Хоппер — американский учёный и контр-адмирал флота США.

«True blood» занимает целый этаж огромного по нынешним меркам небоскреба. Первое, что бросается в глаза входящим девушкам — колоссальное скопище людей. Помпезный красно-черный дизайн помещения, его волнующая аура оцениваются значительно позже.

Взгляды всех присутствующих направлены в центр зала. Его занимает бойцовский восьмиугольный ринг на высоком возвышении с сетчатым, примерно в рост человека, ограждением.

В пределах этой клетки происходит жесточайший кровавый бой. Один на один. Без присутствия судьей. Без правил. Приемы и удары с открытым намерением нанести сильнейшие физические повреждения, варварские захваты и броски на помост.

Ева, ведомая исключительно животными инстинктами, целенаправленно продвигается к рингу, слабо реагируя на негодование потревоженных ею людей и нервный лепет подруги за спиной.

По пути, не мигая, следит за происходящим.

Ее буквально завораживает высокий парень в шортах цвета хаки. Татуировки, поворот корпуса, рельеф спины, мощные выточенные линии, движение головы… Он проигрывает. Он позволяет себя избивать.

Щемящий и болезненный вихрь проносится по всем внутренностям Исаевой. Стремительно и беспощадно, от одного органа к другому. Висящие вдоль ее натянутого струной тела руки сжимаются в кулаки.

Вынужденно замирает, когда татуированный парень со звериной резкостью меняет установленные позиции. Отшвыривает противника на сетку ринга. Наносит удар за ударом, не оставляя времени даже на полноценные вздохи. Вымещает всю свою ярость. А потом, словно наигравшись со своей жертвой, отбрасывает противника на помост ринга и, наваливаясь сверху, прижимает локоть к его горлу. В течение нескольких секунд поверженный боец багровеет и слабо рычит, норовя вырваться. Но татуированный парень крепко удерживает его в одном положении. Надавливает с рассчитанной опытом силой и точностью, пока тот не отключается из-за нехватки кислорода.

Зрители сдержанно реагирует на исход боя. А темноволосый варвар мягко выпрямляется во весь рост и хладнокровно застывает в центре ринга. У Исаевой дух захватывает, когда она узнает в окровавленном бойце Адама.

Их взгляды пересекаются. И именно в этот момент у Евы возникает сумасшедшая потребность — разгадать Адама Титова.

А это уже не простое любопытство.

Титов же отворачивается и покидает помост ринга. Испытывая полнейшее недоумение от подобного пренебрежения, Ева растерянно следует за ним.

Сквозь толпу. По длинному узкому коридору. В темную, пропахшую удушающим мужским потом, раздевалку.

Адам оборачивается, занимая место у задней стены комнаты, и пристально смотрит ей в глаза.

— Ты здесь.

— Я здесь, — повторяет за ним Ева.