Карта утрат - Белинда Хуэйцзюань Танг

– Ищете, где поспать, да? У меня есть свободная комната.

Они во все глаза смотрели на старушку, которая едва доставала им до груди. Горб, острый, почти как набалдашник трости, на локтях подвешены корзинки со стручковой фасолью – сложно представить, что такая бабка может представлять угрозу.

– Я гляжу, вы, мальчики, все по улице бегаете и на ночлег проситесь. Вот и решила помочь. Один куай[13] за ночь за двоих. Цена неплохая, так ведь? Уж старуха на вас наживаться не станет.

Позже, когда братья расположились в доме и, сидя в гостиной за столом, пили горячую воду, они узнали, почему старушка подошла к ним. Она сказала, они напоминают ей сына. Еще сильнее обрадовались они, выяснив, что родом старушка из деревни, жители которой носят фамилию “Тан”.

– Вы братья, да?

– А как вы догадались? Говорят, мы совсем не похожи.

– Ха! Кто говорит – у них просто глаз не такой зоркий, как у меня. Вот ты хоть и покрепче будешь, и мордашка покраше, – она ткнула пальцем в Ишоу, и Итянь скривился, – зато держитесь вы одинаково. Да и носы у обоих картошкой. Моему сыну, когда он умер, было столько же, сколько вам. Он в армии служил.

Она достала из-под глиняной банки с соленьями фотографию и протянула ее братьям.

Итянь посмотрел на снимок офицера в отутюженной форме. Снимок был черно-белый, но Итянь все равно распознал и зеленый цвет формы, и золотой блеск пуговиц, и звезда на фуражке наверняка красная – как на отцовской цветной фотографии, сделанной в тот день, когда отец поступил на военную службу.

– Он армию терпеть не мог, – рассказывала старушка, – вечно среди мужчин, которые покинули свои семьи. Сыночку моему хотелось в ученые люди податься, вот только родился он в неправильное время. Война… такая неразбериха… – она слабо всплеснула руками, явно испугавшись, уж не сболтнула ли лишнего, – и вот однажды получаю я письмо. Пошла искать, кто бы мне его прочитал, но уже заранее знала, что ничего в нем хорошего не написано. Чувствовала. Там написано было, что мой сын пропал без вести во время военной операции в Корее. Тело не нашли и сказали, что он мертв. Но я не поверила. Нет тела! Разве в такое поверишь? Что там случилось, кто знает? Я много лет думала, что, может, он в Тайвань сбежал, зажил там новой жизнью и все время читает, как и мечтал. Думала, может, он ходит там по улицам, совсем как вы.

Все помолчали. Вода в чашках остыла.

– Да что ж я, вот надоедливая старуха, да? – Она поднялась и взяла чашки. – Рассказываю вам про сына, надоедаю, а ведь у вас своих хлопот полно.

Она предложила приготовить ужин, братья стали отнекиваться, но старушка настояла:

– Даже и не думайте! Я просто лапши сварю.

Итянь наблюдал, как старушка хлопочет возле очага, и вдруг ощутил острое одиночество. Он думал о ее сыне, как тот маялся в своей отутюженной форме, как форма быстро потеряла вид. Образ постепенно изменился, превратился в отца Итяня. Отец шагал вместе с батальоном, а по вечерам раскладывал свою одинокую постель. Итянь никогда не задумывался, с энтузиазмом ли отец шагал среди остальных солдат или тоже вынашивал тайную надежду. И как он сам, Итянь, жил бы, если бы его призвали в армию, если бы он родился во времена, когда возможностей было еще меньше, чем сейчас? За ужином он молчал, расстроенный этими мыслями о беднягах в военной форме, против их желания отправленных неведомо куда.

* * *

После ужина старушка ушла спать, а Итянь достал конспекты. Сперва он хотел перед экзаменами лечь пораньше, но не выдержал.

– Проверишь меня? – попросил он Ишоу.

Ему хотелось, чтобы на месте Ишоу была Ханьвэнь. Она тоже собиралась сдавать экзамены в этом городе, но поехала вместе с другими городскими девушками. После экзаменов они договорились встретиться.

Ишоу нехотя взял записи и уставился в них.

– Как ты целыми днями такое читаешь? Я тут ни слова не разберу.

– Ну ты же не учил все это наизусть. А если бы учил, то и тебе легко было бы.

– Нет, вряд ли. Я пытался, но все эти иероглифы просто перед глазами расплываются.

Собственное невежество совершенно не смущало Ишоу. Итянь подумал, что брат, наверное, знает столько же иероглифов, сколько ученик начальной школы.

Ишоу медленно, запинаясь, прочел:

– К какому периоду учения Председателя Мао относится пятый том избранных произведений Мао Цзэдуна? И какая философская система лежит в основе пятого тома?

С этими политическими вопросами Итяню всегда приходилось нелегко. В школе он не особенно вслушивался в учительские объяснения на обязательных уроках политики, однако без этого материала государственные экзамены не сдашь. За несколько недель он прочел – впервые толком – “Манифест коммунистической партии” и все собрание сочинений Мао. Эти сочинения по-прежнему казались ему непостижимыми, и Итянь просто-напросто затвердил важные фрагменты наизусть.

– И на это ты тратишь время? – И, передразнивая вождя Мао, Ишоу воскликнул: – Народные массы! Армия! Кадровый состав! Вот три столпа! – И расхохотался.

Их семья претерпела чересчур много невзгод, чтобы всерьез воспринимать все эти лозунги Партии. Итянь вырос, слушая рассказы о том, как во время Великого голода Партия обрекла на смерть тысячи людей в окрестных деревнях. Хвастливым лозунгам не верил даже отец, отслуживший в армии. Когда по громкоговорителям объявили о смерти Председателя, мать закрыла двери и окна и все домочадцы вопили от радости. Они сорвали со стены портрет Председателя Мао, который полагалось иметь в каждой семье, и тайком сожгли его во дворе вместе с овощными очистками.

– Председатель Мао умер! Председатель Мао умер! – шепотом приговаривали они, и эти слова наполнялись новой надеждой.

Когда на следующий день к ним заглянул бригадир, Итянь притворно разрыдался – для этого он с такой силой воткнул себе в ногу карандаш, что грифель сломался.

Остаток вечера Ишоу, запинаясь, бормотал вопросы, а Итянь тараторил вызубренные до последнего слова ответы. Они просидели до десяти, после чего улеглись на тюфяке, который хозяйка разложила для них на полу. Чтобы не мешать друг другу, братья устроились валетом, но Итянь спал плохо. То и дело просыпался, уверенный, что опоздал на экзамены. В конце концов перед рассветом он встал и оделся. На завтрак старушка сварила им овсянку, однако, придвинув к себе миску, Итянь понял, что его желудок согласен лишь на пару ложек.

* * *

В очереди на экзамены были люди всех возрастов, начиная от городской молодежи,