Золото Аида - Галина Полынская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А курить тут можно? – Сабуркин вытащил сигаретную пачку из нагрудного кармана и покосился на табличку на стене с изображением перечеркнутой сигареты, в то время как остальные посетители дымили не стесняясь.
– Кури. Тут хоть и навязали антитабачный общеевропейский закон, но его все равно никто не соблюдает. Значит, так, предлагаю взять одну тарелку рыбного ассорти, одну мясного, греческий салат, ну и закуски – овощи на гриле, тушеную зелень…
– Бери все! – воскликнула Алевтина. – Сейчас слюной захлебнемся!
– И вина! – поддержал Валентин.
– Вам сегодня не хватило еще?
– Я так вообще не пил, капли во рту не держал! Сам же говорил – в Греции вино пить надо!
– Верно, Феликс, – подхватил Никанор, – что за застолье без доброго вина!
– Ну, раз говорил… – Феликс жестом подозвал официанта и перечислил все, что они желают съесть и выпить.
Записав заказ, тот не выдержал и поинтересовался:
– Откуда вы приехали? Господин так блестяще говорит на греческом, но видно же, что не грек.
Феликс ответил:
– Из России, но все-таки немного грек – бабушка гречанка. Удовлетворенный парень умчался за заказом, а Аля немного недовольно поинтересовалась:
– Теперь всем и каждому будем тут про себя докладывать?
– Люди здесь доброжелательные и любознательные, – пояснил Феликс. – Проще что-нибудь сказать, иначе умрут от любопытства всей таверной.
Ожидая официанта, команда рассматривала все прибывающих посетителей – пустующих столов почти не осталось.
– Интересно, – сказал Валентин, – они каждый день тут всем городом по ресторанам столуются? Вроде ж говорили – кризис в стране.
– Сегодня в Греции праздник. – Феликс собрал все меню и сложил стопкой на краю стола. – Двадцать восьмого октября страна празднует день «Охи».
– И что это за день? – Подперев ладошкой подбородок, Арина смотрела на своего директора, который в интерьере старой греческой таверны приобрел сходство с киногероем черно-белого фильма.
– «Охи» означает: «Нет». В сороковых годах итальянцы предъявили ультиматум греческому правительству о вводе своих войск на территорию страны. Они должны были занять стратегически важные позиции, в противном случае Греции грозила война. Премьер-министр Метаксас ответил коротко: «Нет». Этот короткий ответ, по сути, ознаменовал вступление Греции во Вторую мировую войну.
– О как! – покачал головой Сабуркин. – Слушай, Феликс, а попроси хотя бы хлеба пока принести, а? Соль есть, перец есть, вроде масло вон еще какое-то в бутылках…
– Потерпи минуту, – рассмеялся Феликс, – забьешь желудок хлебом, потом пожалеешь.
Зазвучали струнные переборы – это музыканты, трио пожилых греков, взялись настраивать инструменты. И наконец-то явились официанты с полными подносами. Увидав огромные железные блюда с разнообразием морепродуктов, с мясными стейками, бифштексами, шашлыками, изголодавшиеся гости разразились аплодисментами. В два счета стол оказался заставлен угощениями, закусками и кувшинами вина.
– Приятного аппетита, – сказал Феликс, наполняя свой бокал.
Его сотрудники набросились на еду, он же положил в свою тарелку немного салата, чтобы она не пустовала и не смущала официантов.
– О боже, какая вкуснотища! – с набитым ртом еле-еле проговорила Алевтина, не зная, с какого блюда еще схватить кусочек, чтобы попробовать все одновременно.
– Ешьте спокойнее, жуйте тщательнее – никто не отнимет, – усмехнулся Феликс, поглядывая по сторонам.
Свободных мест не осталось вообще. Шумно переговариваясь, посетители смеялись, произносили тосты, звенели бокалами. Музыканты заиграли напевную мелодию, и зазвучала песня о Салониках шестидесятых годов.
– До чего же тут хорошо, – сказал Гера. – Такая душевная атмосфера, как будто не в ресторан пришли, а к кому-то домой в гости.
– Здесь во всех тавернах такая атмосфера, – ответил Феликс. – И считай, что домой и пришли, так и есть. Как правило, это семейный бизнес, отец или дед таверну строит и всю жизнь в ней работает с женой, детьми, а то и внуками. Здесь все друг другу родственники, включая официантов и зазывал.
– Класс какой, – откинувшись на спинку стула, Валентин с удовольствием закурил. – Не помню, когда так вкусно ужинал.
– Точно, – Алевтина подлила еще вина себе и Никанору, – прямо домашняя еда, домашняя!
– Рад, что вам понравилось. Еще немного посидим, музыку послушаем, и провожу вас в отель.
– А сам куда?
– Хочу навестить родственников Ирины, пообщаться с ними.
– Какой еще Ирины?
– Дочери первого владельца трилистника – Ивана Сергериди. Это он привез ветку в Россию. Может, они знают, откуда он ее взял, от какого венка оторвал.
– Венка?
– Полагаю, это фрагмент головного убора, золотого венка.
– А… понятно. Но мы же еще посидим, да?
– Да, да, посидим, есть еще время.
Одна красивая мелодия сменилась другой, приятный баритон певца звучал, словно из другого времени, Феликсу и самому не хотелось расставаться с этой атмосферой. Когда очередная песня закончилась, официант, обслуживавший столы большой компании пожилых людей, подошел к музыкантам и что-то им сказал. Те согласно закивали и заиграли мелодию, при первых же звуках которой Феликс на миг замер.
– Что такое? – заметил это Гера.
– Ничего, просто у меня с этой песней связаны кое-какие воспоминания.
– Что за песня, кто поет? – Широко зевая, разморенный сытостью Валентин сделал глоток вина и закусил жареным баклажаном.
– Никос Гунарис поет, а песня называется «Вернись ко мне, моя любовь».
– Красиво как, – Алевтина поправила прическу и оглядела зал. – Феликс, а танцевать тут можно?
Феликс кивнул, скользя взглядом по лицам посетителей.
– Сабуркин, идем повальсируем.
– Я не умею. Аля, ну отстань, ну правда не умею.
– Идем, идем, я тебя научу.
Аля вытянула из-за стола Валентина и потащила к площадке перед музыкантами.
Взгляд Феликса остановился на сухощавой старушке с тщательно завитыми белоснежными локонами, обрамляющими личико с тонкими, полупрозрачными чертами. Пожилая дама смотрела прямо на него и улыбалась.
Встав из-за стола, Феликс направился к компании стариков. Склонив голову в почтительном приветствии, он протянул даме руку, приглашая на танец. И под аккомпанемент восторженных возгласов и шуток ее друзей вывел свою спутницу в центр зала. Женщина положила одну руку ему на плечо, вторая тоненькая, почти неосязаемая ладонь утонула в его пальцах, и Феликс тихонько, плавно повел даму в танце. Партнерша едва доходила своему кавалеру до груди. Подняв голову, она посмотрела на него глазами цвета спелого лесного ореха и произнесла с легкой задумчивой улыбкой: