Дурень. Книга вторая. Позывной "Калмык" - Андрей Готлибович Шопперт

Тогда второй способ есть. Проследить за обеими. Или обоими. Должны к доносителю попытаться подойти полицаи, когда Сашка не обнаружится в Басково. Правда, при зрелом размышлении и тут было не всё просто. Понравятся полицейскому собачка и пойдёт он уговаривать Никодима продать «неучтённую» сучку ему подешевле. Шептать будет, чтобы никто не услышал посторонний, а они примут это за работу с агентом.

Ну, проследить всё одно придётся. Вдруг выдаст себя аспид. Опять же просто повторить нужно будет проделанный эксперимент ещё раз. Если второй человек поплёлся в Богородицкое случайно именно в это время, то такая случайность вряд ли повторится дважды.

Сейчас же нужно срочно линять в Болоховское и выдать народу указание. Опять придётся неделю сидеть в хижине «дяди Тома» и учить языки.

Через четыре дня, точно по расписанию, прибыли полицейский на двух пролётках. Сашке даже их жалко было. Погода стояла ужасная, пролетали крупинки снега, ветер холодный с севера. Даже не ветер, а ветрина. И им два дня пришлось на этом ветру сидеть в открытом почти экипаже. Потому видимо Парамонов был зол как тысяча чертей. Бегал орал на дворню в Басково, даже на ветеранов рычал и за саблю хватался. Но те, получив от Коха строгий наказ в пререкания не вступать и на вопросы отвечать предельно честно, вели себя покладисто. Да, мол, Ваше Благородие, был туточки четыре дня назад князь. А где сейчас неведомо нам? Он нам не докладат. Вы ему, Ваше Благородие, попеняйте, как встретите, пусть предупреждает нас, куда девался, а мы, значится, вас сразу же обрадуем, там он, а не тута. А не станет докладать, так и мы вас не обрадуем, Ваше Благородие. Не выдумывать же нам чего неведомо, а неведомо нам…

Сашка из кустов на опушке за сим концертом наблюдал, тоже ёжась от холода, но в отличие от мусоров ему чуть лучше, он в тулуп одет и в хижине печка топится, ему двадцать минут до неё неспешным ходом, а бегом так вообще быстро. А там Анька картошечку на сале жарит. И с рыбкой копчёной. И с огурчиками в дубовой кадке солеными с хреном и с… Это не как бедному Ленину чернильницами питаться.

А интересно, чем Ильич в Разливе питался. Как-то не отложилось это у Виктора Германовича в мозгах. Пробелы в советском образовании. Попенять надо Мариэтте Шагинян.

Событие тридцать восьмое

Я и сам в детстве в прятки играл профессионально. Меня вон до сих пор некоторые ищут.

Дмитрий Юрьевич Пучков

А начальник сыскного отделения Тульского городского полицейского управления коллежский секретарь Парамонов Иван Никанорович окрысился. Ну, Кох на его месте тоже бы разозлился. Третий раз он прётся из Тулы, от уюта и привычной жизни в эту дыру по холоду или по пылящей дороге, хоть респиратор надевай, или в дождь, как ведь не закрывайся, а капли найдут способ за шиворот забраться. И что? Третий раз нет дурня на месте. Предупредили вороги, и он удрал. На этот раз Иван Никанорович решил обыскать все постройки в имении и все дома в Болоховском и Заводях. И ведь не поленился сам тоже шастал по домам крестьян. Во все четыре избы, построенных для ветеранов в Болоховском, зашёл, и как потом Виктору Германовичу Машка рассказала, лично жён опрашивал, мол, не говорили ли мужья, где скрывается барчук. Машка и про причину такого рвения Парамонова узнала от кучера одной двух кибиток, что привезла полицейских. Оказывается, сам Иван Никанорович выехал из Тулы на тарантасе. Это такая интересная повозка. Для уменьшения тряски там пытливый человеческий ум придумал рессоры деревянные. Получилось так, взяли две длиннющие дубины, метров за шесть длиной и к самым краям приделали колёса. А саму пролётку или кибитку поставили в центр этой конструкции. Дубины эти, которые почему-то называются «тест», чуть прогибаются от веса седоков и самой конструкции и пружинят при езде. Так вот одна из дубин или один из тестов по дороге переломился, при этом крайне удачно. Иван Никанорович, завернувшись в плащ и попону, спал убаюканный мерным покачиванием на тестах, и тут бамс, и вываливается он в глубокую колею полную холодной воды, кучер как раз пытался её объехать. Вытащили этот кокон, булькающий и матерящийся, из лужи полицейские. Спасли душу человечью. Даже сняли с кучера кафтан со вшами и блохами и на коллежского секретаря надели. И до вечера, до станции, сидел злой Парамонов в кибитке вместе с полицейскими и нюхал запах перегара и чеснока. А на станции он, понятно, просушил одежду у печки и рыкнул на комиссара почтового, если по-старому, или на станционного смотрителя, если на новый лад, мол, подавай мне экипаж. А тот его не послал… да. Не послал к экипажу, а послал ждать до следующего утра. Пришлось и второй день трястись полицейскому чину в кибитке с мужичьём сиволапым, вонючим. Кибитка? Кибитка — это телега такая, на половине которой воздвигнута конструкция, защищающая от осадков или от ветра, да и от солнца. Только телегой от этого она быть не перестала. Всё там плохо с рессорами. Всё скрипит и подбрасывает на малейшей ямке. А их этих ямок по дороге из Тулы до Болоховского… много. И все их копчиком господин коллежский секретарь пересчитал. Там, под тентом, обычная деревянная лавка. А чего, простым солдатикам и так сойдёт.

Выслушал этот доклад разведчицы Машки, Кох уверился, что сам лично Иван свет Никанорович больше к нему в гости не поедет.

Обыск домов крестьян ничего не дал. А Машка выкинула фортель. Она, понятно, устроили полицейского чина в доме, но топить на ночь не стала. А для кого? Барина же нет? И бедный Парамонов в холодном доме ночевал, кутаясь в шинель поверх одеяла. А во флигеле, где устроили обычных полицейских, супротив, было тепло и самогонки хоть упейся. Уговорились попробовать служивые по чуть-чуть, и утром коллежский секретарь разбудил их только водой окатив.

Так что, путешествие в Болоховское должно Парамонову запомниться. От рвения или из вредности, а то и от злости Иван Никанорович мобилизовал мужиков, вразумил своих помощников, и под руководством полицейских крестьяне провели в лесу облаву на Сашку. Молодец Иван Никанорович. Вот только лес не тот выбрал, он повёл сыскарей в том редкий берёзовый лес, что у Болоховского в сторону Заводей. А Сашка в это время спокойно учил калмыцкий в дремучем лесу у Басково