Дикая слива - Лора Бекитт

Луна сияла на темном небе, как огромный серебряный светильник. Черные тени преображали силуэт дома: плавные линии крыши казались причудливыми, изломанными, стены высились, словно бесформенные глыбы.

Еле слышные звуки появлялись и исчезали, словно уносимые таинственным течением. Похоже, в доме никого не было или его обитатели крепко спали.

Юн перелез через ограду и проник в сад. Вопреки всему ему нравились эти ощущения: холодные ладони, громко стучащее сердце, стремительные, неуловимые, словно летучие мыши, мысли. Обойдя дом кругом, он вскарабкался на дерево, не замечая, как жесткая кора царапает руки, а ветки лезут в глаза, очутился на галерее.

Шайка Лю Бана давно следила за особняком. Богатый дом, а охраны нет, только один мужчина, да еще мальчишка и женщины. А вчера все уехали, разве что кроме старой служанки, которая наверняка спит каменным сном.

Юн был самым молодым, юрким и ловким, его нередко посылали на разведку, и он не задумывался о том, ради чего рискует своей жизнью. Он из кожи вон лез, чтобы доказать свою храбрость и преданность Лю Бану, вызволившему его из тюрьмы. Юна не интересовали деньги. Его опьянял вкус опасности и возбуждала воля к победе. Ему нравилось ощущать себя значимым человеком в значимом деле.

Между тем члены шайки Лю Бана жили, словно в бреду. Это были ожесточившиеся, отчаявшиеся, опустившиеся люди. Никто из них не думал о будущем и быстро спускал награбленное. Почти все они курили опиум, который Юн упорно отказывался попробовать, помня слова матери о том, что нет худшего сна, навеянного его губительными парами.

Бамбуковые решетки были хрупкими, как птичьи косточки, а бумага тонкой, как паутина. Без труда преодолев пустяковые преграды, Юн очутился в комнате.

На полу, на мебели лежали лужицы света. Лунные блики казались россыпью жемчуга. Посреди комнаты стояла маленькая, изящная, как статуэтка, девушка. Она смотрела на Юна сосредоточенно и спокойно, как глядела бы на свое отражение в зеркале.

Ему никогда не приходилось видеть столь совершенного и отрешенного лица. Лунный свет стекал по нему, как стекал бы по лицу мраморной статуи. Не трепетали ресницы, не двигались губы. Пряди рассыпавших по плечам волос казались приклеенными телу.

Когда она заговорила, Юн едва не лишился чувств.

— Кто ты? Что ты здесь делаешь? Что тебе нужно?

В ее голосе не было ни капли страха, и это окончательно сбило юношу с толку.

— Я… я думал, что здесь никого нет, что все уехали!

— Уехали. А я осталась.

Ли Чжи, его мать и сын отбыли в Учжоу, чтобы проводить в последний путь близкого родственника. Новая молоденькая наложница — не та вещь, которую принято показывать на похоронах, потому Ли Чжи скрепя сердце оставил ее дома. На первом этаже спала старая глухая служанка. Больше в особняке в самом деле никого не было.

— Ты забрался сюда, чтобы ограбить нас? А может, убить?

Юн помотал головой. Вместе с тем он не был уверен в том, что Лю Бан оставит девушку в живых, если она попадется ему на пути и станет кричать.

— Ты один?

— Нет. За оградой ждут мои приятели.

Девушка медленно прошлась туда-сюда.

Длинное полупрозрачное одеяние волочилось за ней, будто сложенные крылья огромной бабочки. Ее груди и бёдра просвечивали сквозь ткань, в ней по-прежнему не чувствовалось ни смущения, ни любопытства, ни страха. Юн завороженно наблюдал за ее движениями, ожидая, что она скажет.

— Соври им, что в доме есть люди. Мужчины. Пусть уходят.

Рассуждения Лю Бана и других членов шайки о женщинах были полны цинизма. Они говорили, что верность женщины подобна вольному ветру, ее чары — липкой паутине, а ее коварство не знает границ. Но эта юная девушка не была похожа на ветрениц из квартала продажных женщин, скорее на неземных красавиц, героинь сказок, которые Юн в детстве слышал от матери. Что-то подсказывало ему, что незнакомка знает, о чем говорит, и все-таки он не мог так просто предать братство, которым гордился.

— Почему я должен им лгать?

— Потому что лучше прийти в другой раз. В этом доме много денег, но хозяин прячет их в тайнике. Я постараюсь разузнать, где этот тайник, и скажу тебе. Выберу удобное время, и ты позовешь своих приятелей. Господин часто уезжает по торговым делам и берет с собой сына.

С улицы раздался нетерпеливый свист, и Юн встрепенулся. С чего бы ему отдавал власть в ее руки и позволять руководить ситуацией!

— Почему я должен верить твоим словам?!

Она посмотрела ему в глаза и произнесла фразу, которая прозвучала как откровение:

— Потому что я ждала тебя, и ты пришел.

Не зная, играет ли она с ним или говорит серьезно, он окончательно растерялся.

— Тебе нужны деньги?

— Мне нужна свобода от этого человека. От такой жизни.

— Кто ты хозяину?

— Наложница. Игрушка. Вещь.

Хотя в родной деревне Юн насмотрелся на то, в каких условиях и под каким гнетом живут женщины, он никогда не подозревал, что в их голове могут таиться мысли о другой доле.

Он колебался, и, видя это, девушка сказала:

— Если ты не уйдешь, я закричу так громко, что сбежится вся улица. Выбирай.

Юн уже понял, что проиграл, что ему придется подчиниться, и все же не хотел оставаться в долгу:

— Допустим, я соглашусь тебе помочь. Что в таком случае достанется мне?

Она положила нежную белую руку себе на грудь и ответила голосом, от которого по телу Юна пробежали мурашки:

— Все, что захочешь.

Он судорожно сглотнул.

— Как я узнаю, когда мне приходить?

— В ограде напротив моего окна есть трещина в стене. Я воткну туда ветку сливы. В следующую полночь ты должен быть здесь.

Юн не помнил, как очутился на улице. Он что-то плел Лю Бану и другим поджидавшим его мужчинам про охрану, про то, что его едва не схватили. Видя, что юноша не в себе, главарь шайки покачал головой. Вместе с тем он хорошо знал Юна в деле, и у него не было причин ему не верить.

Порой Небо посылает знамения и знаки, которые стоит принять во внимание. Возможно, мальчишке что-то почудилось, но он мог почувствовать и реальную опасность. В любом случае, если что-то не чисто, лучше уйти.

Когда следующим утром Юн проснулся на своей циновке, в первый миг ему показалось, что оранжево-красный свет восходящего солнца прогнал призраки ночи. Но уже в следующую секунду он понял, что с этого дня ничто и никогда уже не будет прежним.

— Когда я вывешу над дверью лук с тремя стрелами и красный платок в знак рождения моего первого внука, тогда я смогу сказать, что не напрасно прожил жизнь, — сказал Юйтан, глядя на ярко расписанную, покрытую лаком семейную колыбель с медными кольцами и сыромятными ремнями.