Крутая Бамбина - Маргарита Смирновская

Меня бросило в жар, и я рванула в туалет.

Умыться я не могла, ведь нельзя трогать макияж. Поэтому стояла и глубоко дышала, разглядывая свой совершенный образ. Мне было крайне неудобно перед Высоковским. Если сон — правда, то, что он теперь обо мне думает? Я ненормальная, дура и развязанная шлюха?..

Вдруг дверь туалетной кабинки скрипнула, и оттуда вышла Зайцева. Господи, как же неприятно ее видеть! Я отвернулась и старалась на нее не смотреть. Только бы она нашла ума молча уйти!

— Читала новости? — видимо, Бог забыл ее мозгами наградить.

— Я читать не люблю, — соврала я.

— Жаль. Про твои похождения тоже хорошо написали. Ты пользуешься успехом у шоферов, молодец! — улыбнулась она, промыв руки.

— Не только. Ещё у начальства, забыла? — ответила я.

— Подумаешь, с Высоковским разок перепихнулась. После твоего романа с водителем он вряд ли с тобой останется. Миша — мальчик принципиальный. Почитай вчерашний номер «Сплетника».

— Зачем? Я о тебе неплохо осведомлена. Как ты говоришь, Миша знает о сплетнях, — как я ревновала. Но почему она напрямую мне о скорой свадьбе с Высоковским не говорит? Сплетни журналистов? Тут я взяла и добавила: — Высоковский сегодня мне сделал предложение.

Сказала и сразу пожалела. Вдруг он, правда, с Зайцевой?..

— Врешь! — испуганно выкрикнула она. — Он не мог после такого…

— После чего такого?! — уже ревновала я.

Он с ней там, за границей спал?

Но наш разговор прервал голос Михаила:

— Вика, — он стоял в дверях. — Как ты себя чувствуешь?

— Отлично, — меня трясло от дикой ревности.

Я вспомнила эту фотографию и готова была его убить из-за нее. Хотя по словам Кристины, фото это было двухлетней давности.

— Выпить хочется, — добавила я, следуя за ним.

— Я принесу сок, — сказал он, и мне стало страшно.

Пить не даёт… Что же я ночью вытворяла?

Пока Михаил искал сок, я вышла на улицу.

Демы больше нет… Возможности найти правду нет. Так, что я тут делаю? Я не смогу помочь Высоковскому. Дему в тюрьме убили! Я только мучаю себя. Я влюблена в того, кого нельзя мне любить. Бессмысленно… Все стало бессмысленным…

— Вот ты где? Устала? — Миша подал мне горячий чай.

Так вовремя. Я ещё дрожала не от холода, а от ревности. Обвинения в его адрес вырывались наружу, но я понимала, что сама натворила… Я молчала.

— Поехали? — предложил он, когда я опустошила чашку.

— Надо вернуть посуду…

— Оставь лакею.

В машине Михаил включил музыку. А я разглядывала его. Как же костюмы ему шли! Пускай он не высокий, но такой красивый… Его выдержке можно позавидовать. Михаил молчал. Он ни слова не проронил, словно я все эти дни вела себя идеально. Меня это еще больше задевало. Он безразличен! Ему плевать, на все плевать, когда я с ума схожу! И тут я не выдержала:

— Что я вчера натворила?

Он сначала молчал. Видимо, думал, как ответить. Затем убрал громкость музыки и сказал:

— Ты вчера и позавчера напилась. Извини, я вынужден тебя наказать. На этой неделе у тебя не будет выходных.

— У меня был больничный! На больничном я имею право жить, как хочу, — разозлилась я.

— Звонить ночью начальству, мешать переговорам, устраивать истерики и приступы необоснованной ревности… Мне продолжить список твоих прав? — он ко мне обернулся.

Он явно надо мной ржал! Я же не верила услышанному.

— Я это все делала?

Он усмехнулся. Красноречивее не придумаешь.

— Что еще я сделала?

— Сейчас это не имеет значения.

— А что имеет значение? Твои поцелуи с Зайцевой? Конечно, у вас свадьба на носу. И какая плохая Вика, тебя догола раздела и в постельку уложила!

Михаил дал по тормозам и съехал с дороги. Мы остановились в полной темноте. Он повернулся ко мне и спросил:

— Ты все помнишь?

Я чертыхнулась, мысленно ругая себя за длинный язык. И, покраснев, ответила:

— Я не знаю: где правда, а где ложь. Скажи, что для тебя имеет значение? Гребанная работа?!

— Да, работа имеет знание. Я думал, ты поняла меня в прошлый раз. Я говорил тебе уже про Зайцеву.

— Почему такая статья? — я боялась проколоться, ведь не читала той газеты и ни в зуб ногой, что там написано.

— Думаю, это заказ самой Зайцевой. Кому ещё в голову такое может прийти? Вика, в чем дело? Ты не хочешь на меня работать? Я чем-то расстроил тебя?

Меня он бесил своей логикой и отстранённостью. Я с ним переспала, а для него это ничего не значит!

— Тебе не понравилось! — осознала я и, как всегда, сказала мысли вслух.

— Что именно? — почему он не глухой? — Как ты себя эти дни вела — да, не понравилось. Почему ты напивалась? Я не знал, что ты — пассивный алкоголик.

— Я не алкоголик! — разозлилась я на него. — Все из-за тебя, как ты не понимаешь?! Я запуталась!

— Тогда в чем дело? — он изучал мое лицо.

Что он хотел услышать? Признание в любви? Я что, ему школьница? И у меня вырвалось:

— Как ты можешь быть таким холодным после этого?!

Михаил нахмурился, словно соображал, о чем я сейчас говорю, затем хитро улыбнулся:

— С чего ты взяла, что я холодный?

— Ты бесчувственный! Ты камень! Тебе все равно!

— Вика, что ты хочешь?

Меня разносило от ярости, ревности, страсти и обиды. Я вылетела из машины на дорогу. Уйду в деревню! Хоть пешком! Он тут же догнал меня, молча прижал к себе и поцеловал. Нельзя мне было даваться ему. Я не могла от него оторваться, хотя умом понимала, что надо бежать и прятаться, ведь я себя выставляю в не лучшем свете…

Страсть разгоралась все сильнее. Я не чувствовала холода и ветра. В агонии мы двигались к машине. Михаил открыл задние двери и бросил меня на сиденья…

Могу поклясться, что если бы Высоковский так прикасался к вам, у вас тоже мозг вырубило бы. До сих пор не могу понять, каким образом я стала с ним целоваться, а затем очутилась в его жарких объятиях в машине!

Ну, не похожа я на такую!

Я хотела его, как никого никогда…

Протрезвление наступило болезненно. Как только он отпрянул и пересел за руль, я готова была завыть в голос и рвать на себе волосы. До меня дошло: он тут не при чем. Это всё я… Я стала набрасываться на мужиков!

Я сгорала от стыда.

— Ты прекрасна, — нарушил Михаил молчание.