Китайский проезд - Эдуард Тополь

Размягченные финской водкой, русской икрой, рыбной кулебякой, гусиными паштетами, свиными холодцами, блинами с семгой, слоеными расстегаями, супом из раков, жаренными в тесте куропатками, тушенной в вине лососиной, запеченной в горшочках олениной и прочими деликатесами, американцы поднимали громкие тосты за американо-русскую дружбу и пели «Катюшу» и «Очи черные». Они оказались действительно хорошо подобранной командой, сработавшейся на десятке, если не больше, губернаторских, сенатских и президентских выборов: тучный и бабьеподобный Хью Риверс и поджарый, с офицерской выправкой и седыми усами сорокалетний Джим Рэйнхилл были «мозговым танком» этой команды, черный увалень Патрик Браун – ее административным гением, рыжебородый и совершенно лысый астматик Марк Бреслау – аналитиком и стратегом, двухсоткилограммовая Лэсли Голдман – имиджмейкером, а тридцатилетние Сэм Грант и Ал Паркер – специалистами по социологическим опросам и зондированию общественного мнения. Но называть их «великолепной семеркой» было бы кощунством по отношению к Юлу Бриннеру и остальным членам той знаменитой кинокоманды. Если они и были на кого-то похожи, то скорее на бригаду вооруженных «лаптопами» бухгалтеров, отправляющихся на ревизорскую проверку.

Но Винсенту они нравились. И вообще, несмотря на неорганизованность русской стороны и странное – с утра – молчание телефона в московском офисе «Сэйф уэй, инк.», Винсент чувствовал себя на подъеме, ведь он был инициатором действительно исторического события – американской помощи первым демократическим выборам в России! Так моряки, доставившие американскую армию в Нормандию, гордились своей причастностью к разгрому нацистов, так мелкий испанский бандит Васко Нуньенс де Бальбоа, открыв Панамский перешеек и Тихий океан, ясно ощущал свое историческое величие. И только одно темное облако омрачало сиятельные горизонты Винсента – воспоминание об Александре, оставленной им наедине с Робином в их московской квартире. Винсент и сам толком не понимал, почему это его беспокоит. Ему было пятьдесят четыре, а Александре – от силы тридцать, то есть она вполне годится ему в дочери. Конечно, это ничего не значит, но, черт возьми, – что в ней притягательного? Невзрачная русская замухрышка и «метла» с вечно падающими чулками! Любая девка из Западного Голливуда даст ей сто очков вперед! А уж про московских стриптизерок с их торчащими сиськами и говорить нечего! И все-таки… все-таки было, было в ней нечто, что поразило Винсента как раз накануне его отлета из России. В ее истерике над трупом мужа было какое-то неведомое Винсенту исступление женственности и даже не столько женственности, а – материнства! Да, и в Италии и в США жены тоже плачут по своим умершим или погибшим мужьям. Но на такую запредельную истерику способны там только матери, а не жены. Да и то не все. И в те минуты, когда Александра билась в его руках, брыкалась, материлась и рыдала по своему мужу, Винсент вдруг подумал, что никто, даже дети, никогда не любили его вот так, до крика. И никто не будет так убиваться по поводу его смерти. И он, живой, вдруг позавидовал этому мертвому, в канализационном дерьме парню. И совсем иной, а никакой не замухрышкой и «метлой» он вдруг увидел тогда Александру и открыл что-то знобяще – томительное в ее близоруких серых глазах, в изгибе ее спины, повороте шеи…

Какого же черта не отвечает телефон в его офисе? Куда этот fucking Робин и Александра могли деться в будний день? И что, что случилось между ними в ту ночь, когда Винсент улетел? Правда, за те пятнадцать лет, что Робин проработал у Винсента, он никогда не проявлял интереса ни к женщинам, ни к мужчинам. Он был как бы вне всего – секса, политики, денег и даже уплаты налогов. Только машины! Они были его жизнью, страстью, религией, работой и отдыхом. Винсент и познакомился с ним из-за машин. Правда – не автомобилей, а игральных автоматов. Тогда, в 1980-м, в каком-то баре в Монтебелло Робин, бездомный и пьяный в стельку ветеран вьетнамской войны, вступился за игральный автомат, который люди Винсента собирались расстрелять за неуплату хозяином бара помесячного «налога» калифорнийскому мафиозному клану Джузеппе Лучано. «Речь», которую пьяный Робин жестами и мычанием изобразил тогда в защиту всех машин вообще и игрального автомата в частности, произвела на бригадира команды Винсента Феррано такое глубокое впечатление, что он отвез Робина на свое ранчо «Морнинг дрим», поселил там и поручил отремонтировать для его детей хотя бы пару из той сотни игральных автоматов, которые в разное время его люди изъяли у строптивых хозяев бензоколонок и баров. Штук двадцать этих автоматов были разбиты еще во время пребывания у своих хозяев, еще несколько – по дороге на ранчо «Морнинг дрим», но большая часть получила смертельные пулевые ранения уже здесь, на ранчо, во время «отдыха» людей Винсента вдали от посторонних глаз.

Сразу после этого Винсент «присел» в Риверсайдскую федеральную тюрьму и, вернувшись на свое ранчо через три года, не поверил своим глазам: во-первых, Робин был еще здесь, и во-вторых, из сотни старых игральных автоматов, которые до отсидки Винсента служили тут мишенями для прицельной пистолетной и автоматной стрельбы, этот Робин собрал двадцать семь новеньких машин, раскрасил их автомобильной краской и поставил под навесом на веранде так, что хоть открывай филиал Лас-Вегаса! А заодно из завалов брошенных в прериях старых автомашин собрал два грузовика, две «амфибии» и двенадцатиметровый лимузин. И тогда, глядя на этих монстров, Винсент изобрел свой нынешний бизнес: бронированные автомобили для вождей просыпающихся народов Африки, Азии и Южной Америки, сбросивших с себя вековое ярмо британского и американского империализма!

Наверное, Робин догадывался, что, помимо африканских и арабских лидеров, Винсент сбывал бронированные авто и мексиканским наркобаронам, японским бандитам, перуанским марксистам, чилийским партизанам и сандинистским вождям Никарагуа. Но его это не интересовало. В 1985 году, то есть незадолго до появления видеомагнитофонов, Винсент оборудовал на «Морнинг дрим» небольшой кинозал с монтажным столом и «мавиолой», чтобы Робин мог сколько угодно и как угодно – и на экране, и на столе – смотреть фильмы про Джеймса Бонда и его эпигонов, а точнее, вырезать из кинолент и изучать кадры с диковинными бондовскими автомобилями. И, конечно, тут же копировать их в металле на радость щедрым клиентам из числа растущих, как грибы после дождя, вождей мелко-национальной независимости в Гвиане, Мозамбике, Чили, Чечне и т.д. – по всем континентам! Эта воистину творческая работа поглощала все время и все мысли Робина, а Винсент, тщеславный, как все итальянцы, не жалел денег на развитие бизнеса – тем паче что сам Робин не стоил ему ни цента. Зато – самые новейшие металлообрабатывающие станки, любые автомобили и запчасти к ним, любые металлы от броневой и танковой стали до легчайшего кевлара, алюминия и титана, и, конечно, все военные и технические журналы по автомобилестроению, танкостроению, подводному флоту, стрелковому и ракетному оружию! Библиотеки, которую собрал за эти годы Робин на «Морнинг дрим», не было даже у Тома Клэнси. И при этом личные потребности Робина сводились к минимуму – еда, одежда и два толковых помощника-мексиканца. А женщины… Нет, Винсент никогда не замечал его интереса к ним, он не видел в его фильмотеке даже порнофильмов. Но хрен знает, что может сделать с человеком Россия! Ведь даже он, Винсент Феррано, почему-то думает по ночам об этой чертовой Александре и звонит в Москву каждый день! Но не может же он напрямую спросить у Александры, что там у нее с Робином?! И теперь чем ближе Москва, тем больше он нервничает и тем чаще набирает московский номер своего офиса на болотниковской «Мотороле».