Змеелов - Артур Прядильщик

К тому же эта женщина испытывала большие трудности с буковой «Р». Говорила, как маленькие дети. Это было смешно. Не подозрительно, не страшно, а именно смешно. Видимо, тетя была иностранкой. Вау, а вдруг, это и есть Скарлетт Йоханссон?!

– Гуд афтенюн! – Женю учили быть вежливой. – Май нейм из Женя.

Она еще хотела спросить, как зовут тетю (это легко – «Уотс ё нейм?»), но постеснялась.

– Я знаю, как тебя зовут. – Женщина тряхнула короткими белоснежными волосами в аккуратной прическе и заулыбалась еще шире. – Женя Кьечьет! Давай все-тьяки по-лусски.

Женя удивилась – тетя ее, оказывается, знала, а она тетю – почему-то нет. У Жени не было знакомых иностранок. Тем более, таких красивых!

– А откуда вы меня знаете? Вы же иностранка!

– Я тьебе хаскажу. Ето интье’есная истойия. Тьи сейчас домой? А куда именно?

Тут Женя забеспокоилась. На ОБЖ старший лейтенант полиции Алексей Георгиевич им рассказывал, что посторонним людям ни в коем случае нельзя говорить, где живешь и кто твои родители. За исключением случаев, когда потерялся. Женя, совершенно точно, не потерялась, значит, говорить о доме нельзя! Она отступила на шаг назад.

Женщина слегка нахмурилась, но тут же заулыбалась и присела на корточки. И ее прежний вопрос сразу перестал вызывать опасения. Женя обратила внимание, какой красивый брючный на женщине костюм и какие у нее «вкусные» духи.

– Нье бойсья. – Широко улыбалась женщина. – Я знаю гиде тьи жьивьешь! И я сама тьебя пьёвожью! Хоёшье?

– И куда же, гражданочка, вы собрались вести ребенка? – вопросил хриплый мужской голос.

Белесые брови на идеальном лице отразили легкое удивление. Женщина встала и обернулась.

Оказывается, пока они разговаривали, рядом незаметно появился школьный охранник дядя Сережа, шевеливший своими пышными рыжими усами в данный момент подозрительно.

– Домой, – спокойно ответила женщина. – Сильеневий бульварь, сольёк, или Изьмайловский бульваль, шестесьять семь…

Дядя Сережа вопросительно посмотрел на Женю, и та неуверенно кивнула – красивая тетя, действительно, знала, где живут родители мамы и родители папы.

– На родственника ребенка вы не похожи, – сделал очевидный вывод дядя Сережа.

Женя увидела, как из-за спины дяди Сережи вышли, будто из воздуха соткались, двое огромных мужчин в черных-пречерных обтягивающих костюмах, подчеркивающих могучие фигуры. Вокруг них дрожал воздух, будто в жаркий полдень над дорогой.

Она уже хотела крикнуть дяде Сереже, чтобы предупредить его, но один из мужчин опрометчиво положил ладонь на плечо охранника, за что тут же и поплатился. Вздрогнули одновременно оба – и «черный человек», и дядя Сережа. Но «черный человек» вздрогнул куда сильнее, слегка согнулся, прижав руки к животу, и, спотыкаясь, отступил на несколько шагов.

– Ай! Не пугай так пенсионера, хлопчик! – возмутился дядя Сережа.

– Яхид! – бросила женщина раздраженно.

И люди в черных костюмах сделали несколько торопливых шагов назад, отступив от дяди Сережи. Оказывается, их уже обступили еще четыре или пять «черных» – Женя не успела сосчитать – после команды женщины они куда-то подевались. Остались только те двое, что подходили к дяде Сереже.

Странно, но проходящие мимо люди не обращали на происходящее никакого внимания – равнодушно огибали их группу, даже не бросая взгляда.

– Прыткие хлопчики, – процедил дядя Сережа, хмуро оглядываясь и растирая левую кисть. – Но бараны баранами. До фсошных «физиков» – как до Стамбула по-пластунски… – Усы дяди Сережи шевелились гневно. – Так кто ты такая, красота? Хлопчики упакованы интересно – не слышал я о таких костюмчиках. Язык коверкаешь сильно, но по-русски чешешь бойко…

«Красотой» дядя Сережа называл девочек. Мальчики у него были «хлопчиками». Но «красотой» были удостоены называться далеко не все девочки. Вот, например, Женю «красотой» называли аж четыре раза! А Нинку Патрушеву – ни разу! И правильно – Нинка вредная! Ну, какая из нее «красота»?

Женщина приблизилась к дяде Сереже и протянула ему маленькую темно-красную книжечку с золотым рисунком. Женя знала, что, скорее всего, там изображен двуглавый орел и какая-нибудь надпись.

– Дольгоё отсютьствие пьяктики.

Движение женщины были настолько плавными и пластичными, что Женя невольно засмотрелась.

– Поня-я-ятно… – Дядя Сережа прищурился, игнорируя протянутую книжечку. Но показал на нее глазами. – Вежливые люди вот с этого обычно начинают, красота! Совсем по своим заграницам от вежливости отучились!

– Пьящу пьящения зья починьеньих! – Вежливо наклонила голову женщина. – Бюдють сдьелани огхвьиводи.

Женя заметила, как лица мужчин за спиной дяди Сережи стали белыми. Дядя Сережа, будто это увидел, усмехнулся. Осторожно взял книжечку, поднял на уровень глаз так, чтобы видеть лицо женщины, раскрыл.

– Министерство обороны… – задумчиво прочитал он. – Капитан… Елена Викторовна…

А Жене стало так грустно, просто очень-очень грустно! И захотелось плакать. Нет, она боялась не женщины. Просто полгода назад, когда ее, ничего не понимающую, привезли из той злополучной поездки за границу обратно в Россию, вот так же приходили вежливые дяди и тети, так же показывали ее бабушкам и дедушкам такие же маленькие книжечки и заставляли ее вспоминать о том, как именно пропали ее мама и папа, что они говорили перед этим, что делали, как себя вели, видела ли Женя яхту, на которой они уплыли, видела ли она владельца этой яхты. Женя ничего не понимала, кроме одного – мама и папа пропали.

Эти люди еще добавляли бессмысленное «без вести», но Женя не понимала, зачем нужно это уточнение… Ведь пропасть – это всегда без вести. Она спрашивала у бабушек, но и баба Катя и баба Вера начинали плакать… У дедушек она спрашивать не стала – как плачут дедушки, видеть не хотелось. И в школе, в которую ее перевели сразу после возвращения, она спрашивать не стала – в школе ее сразу начинали жалеть и сюсюкать. А жалеть ее можно было только маме, папе и бабушкам с дедушками. А сюсюкать с ней нельзя никому – так мама говорила!

Женя вынырнула из неприятных воспоминаний – чья-то ладонь лежала на макушке.

– Не дьелай лужу, Льягушёнок! – Улыбалась женщина.

Так говорила мама. Но эта тетя – совсем не мама! Совсем-совсем не мама!

А дядя Сережа подобрался, книжечка выпала из его рук на асфальт, руки его безостановочно забегали – то воротник поправить, то в карман на мгновение нырнуть, то нос почесать, ноги стали переступать, будто дядя Сережа пританцовывает:

– Кривые корочки у тебя, красота! – Страшно стал ухмыляться дядя Сережа, пребывая в постоянном движении, будто весь чесался. – На Кречет Елену Викторовну ты, красота, ни капельки не похожа! – Дядя Сережа тоже понял, что эта тетя – совсем не мама! – А ну-ка, Женечка, красота рыжая, дуй-ка обратно в школу!